Он сел на смятой постели, обхватив руками колени.
– Не познакомиться ли нам получше? Расскажи мне о себе.
Она зевнула, почесалась и потянулась за новой конфетой.
– Да и рассказывать-то нечего. Я не ученая, как наша Бодилис, не провидица вроде Форсквилис и политикой не занимаюсь – пусть Ланарвилис забавляется. Я – всего лишь я. Делаю, что положено, и никому не причиняю вреда, – она подмигнула. – Готова исполнить волю повелителя!
– Но наверняка тебе есть о чем рассказать, – возразил Грациллоний, заметив про себя, что ей не пришло в голову поинтересоваться его историей.
Малдунилис вкрадчиво погладила его бедро.
– Сам видишь, что мне нравится. И Хоэль всегда был мною доволен.
У него невольно вырвалось:
– А Колконор?
– Да-а. Он был не слишком внимателен, но и не так плох, как рассказывают. Он видел, что я готова выполнить любое его желание – как и твое, мой повелитель, – и довольствовался парой шлепков, от которых мой толстый зад и не зачешется. А если бы я родила ему дочь, он и вовсе бы меня полюбил. Я-то была готова, я и не думала пользоваться травами, да не доносила, выкидыш случился, – она подтолкнула Грациллония локтем. – Ручаюсь, с твоим ребеночком все будет в порядке.
Он окаменел.
– В чем дело, повелитель? – заискивающе спросила она.
У него перехватило дыхание от пришедшей в голову мысли.
– В тот день, в Доме Короля, когда я появился…
Она кивнула.
– Мы с Виндилис и Форсквилис задержали его. Тебя поджидали.
– Но… они считали это необходимым – как Брут, сразивший Цезаря в надежде спасти Республику. А ты…
Она улыбнулась.
– Я делала это с удовольствием. Потому-то Сестры и выбрали меня. Колконор знал, что я не притворяюсь. Наоборот, мне было вдвое приятнее от мысли, что я готовлю путь для тебя, его победителя.
«Самое ужасное, – подумал Грациллоний, – самое жуткое в этом – ее невинность».
У него зашумело в голове. Резко перевернувшись, он соскочил на пол. Почувствовав под ногами холодные плитки, кое-как выговорил:
– Прости меня, если это невежливо. Я вдруг вспомнил о неотложном государственном деле. Вынужден тебя покинуть.
Лицо королевы перекосилось.
– А мой пир?! – завопила она.
– Ешь на здоровье. Пригласи кого-нибудь еще. Делай что хочешь. Мне надо идти, – он поспешно натягивал одежду.
Она немного надулась, но удерживать не стала, просто сидела в постели, задумчиво поглаживая собственную грудь.
Грациллоний выскочил на улицу. С моря дул свежий ветер. Он решил, что сразу пойдет во дворец. Примет горячую ванну и переоденется. Королевский дворец был единственным в Исе местом, где дозволялось держать лошадей. Прикажет оседлать коня и поскачет в лес, один.
Его королевы… осталась только Фенналис, но она – мать Ланарвилис. Закон Митры запрещает возлечь и с дочерью, и с матерью. Придется объяснить это Фенналис, постаравшись при том не обидеть. Говорят, она дружелюбна, всегда весела и занята делами благотворительности. Да, кроме того, имея уже семерых детей от Вулфгара, Лугайда, Гаэтулия и Хоэля, она, вероятно, не стремится более к постельным утехам. Оставим Фенналис. С остальными он, как мог, выполнил свой долг.
И неважно, кто из них заранее знал об этом заговоре, достойном шлюх. Заманить мужчину! Дахилис не знала. Она просто молила своих богов об избавлении.
Не замечая приветственных криков, Грациллоний шагал по городу. Он будет скакать по дороге над морем, пока хватит сил у коня. Потом вернется. Снова вымоется, оденется понаряднее и пойдет к Дахилис.
Он проведет с ней столько времени, сколько позволят боги. Пусть люди говорят, что хотят. Или он не римский префект?
Глава тринадцатая
Разнеслась весть: король Темира и в этом году направит свое копье за пределы страны. Пусть корабли и карраки собираются в устье реки Боанд. Пусть благородные землевладельцы со своими людьми будут готовы к тому сроку, когда зерно ляжет в землю, а стада отправятся на горные пастбища. Пусть каждый, кто желает подвигов, славы и добычи, собирается к нему. Ниалл Мак-Эохайд ждет их и готов вести – на сей раз не в Альбу, где ждут славные бои и богатства, но где по-прежнему крепко стоит Римский Вал, – но к югу, в золотую Галлию!
Однако прежде надо было совершить ритуалы Белтейна, встречая лето и заклиная его принести добрые плоды. По всей земле Эриу люди встанут до рассвета, чтобы собрать целительную росу. Женщины омывают в ней лица и становятся прекрасными, мужчины – руки, чтобы стать искуснее. Потом женщины достанут из колодцев волшебную первую воду и оставят у источников цветы; мужчины посадят перед домом куст и будут зорко стеречь, чтобы соседи не похитили его вместе с удачей; молодежь отправится за целительными травами и цветами, чтобы украсить алтари, сбрую лошадей и все места, угодные богине. Днем все станут обмениваться дарами, танцевать хороводы, посвященные Солнцу и Луне, и затеют игры, которые из года в год кончаются драками и кровопролитием. Юноши и девушки с песнями отправятся в лес, чтобы разыграть представление, описывающее Ее приход, приносящий свет и жизнь. Свадьбы в этот день приносили злосчастье, а тех, кому выпало родиться в Белтейн, ждала тяжелая жизнь. Однако многие пары приносили друг другу обет верности и сходились прямо на земле.
Ели только холодное – весь огонь в домах гасили еще с вечера. На закате все жители селений выходили из своих жилищ и молча собирались на ближайшем холме. Поэты и барды пели, друиды ждали предзнаменований. Тем временем выборные высекали кремнем и железом новый огонь. Разводили два костра, в которые все бросали праздничные кусты и вещи, которые принесли несчастье, чтобы сжечь зло. Крестьяне прогоняли скот между кострами, чтобы предохранить от мора. Потом народ начинал расходиться по домам, унося горячие угли, чтобы разжечь домашние очаги. Самые стойкие оставались до рассвета и утром нетвердо держались на ногах.
Король и его королева играли главную роль в праздновании. От них зависела удача всего Темира. Ниалл заранее знал, что в ночь Белтейна у него не будет ни минуты для себя, а потом налетит вихрь дел в связи с предстоящим походом. Между тем ему нужно было поразмыслить спокойно.
Накануне Святого дня он вышел на закате вместе с друидом Нимайном Мак-Эйдо и Лэйдхенном Мак-Бархедо, ставшим главой поэтов. Шел теплый дождь – ни холодного восточного ветра, ни заморозков, предвещающих неудачный год. Облака плыли низко над головой, скрывая солнце и неся в долину ранние сумерки. Ветерок капризно играл с травой и листьями. Пахло сырой землей. Вдали шумела стая возвращавшихся на ночлег галок, и больше ни звука.
Ниалл направился по северной дороге, проходившей меж Ратом Граинны и Крутым Рвом. Дорога поддерживалась в порядке, луж и грязи не так уж много, но в этот час путников не было видно, по сторонам тянулись пустынные луга и перелески. В придорожных хижинах не светились огни. Во всем мире тускло блестели только наконечники копий четверых телохранителей Ниалла, которые сопровождали троих великих, держась на почтительном расстоянии, да еще поблескивал золотой обруч на шее короля. Цвета роскошных одеяний, в которых он принимал гостей, терялись в сумраке.
