– Ваше царское величество! Есть у меня дочь-семилетка, она меня научила.
– Когда дочь твоя мудра, вот ей ниточка шёлкова; пусть к утру соткёт мне полотенце узорчатое.
Мужик взял шёлкову ниточку, приходит домой кручинный, печальный.
– Беда наша! – говорит дочери. – Царь приказал из этой ниточки соткать полотенце.
– Не кручинься, батюшка! – отвечала семилетка. Отломила прутик от веника, подаёт отцу и наказывает: – Поди к царю, скажи, чтоб нашёл того мастера, который бы сделал из этого прутика кросна: было бы на чём полотенце ткать!
Мужик доложил про то царю. Царь даёт ему полтораста яиц.
– Отдай, говорит, – своей дочери, пусть к завтрему выведет мне полтораста цыплят.
Воротился мужик домой ещё кручиннее, ещё печальнее:
– Ах, дочка! От одной беды увернёшься – другая навяжется!
– Не кручинься, батюшка! – отвечала семилетка. Попекла яйца и припрятала к обеду да к ужину, а отца посылает к царю:
– Скажи ему, что цыплятам на корм нужно одноденное пшено: в один бы день было поле вспахано да просо засеяно, сжато и обмолочено. Другого пшена наши цыплята и клевать не станут.
Царь выслушал и говорит:
– Когда дочь твоя мудра, пусть наутро сама ко мне явится – ни пешком, ни на лошади, ни голая, ни одетая, ни с гостинцем, ни без подарочка.
«Ну, – думает мужик, – такой хитрой задачи и дочь не разрешит, пришло совсем пропадать!»
– Не кручинься, батюшка! – сказала ему дочь-семилетка. – Ступай-ка к охотникам да купи мне живого зайца и живую перепёлку.
Отец пошёл и купил ей зайца и перепёлку.
На другой день поутру сбросила семилетка всю одежду, надела на себя сетку, а в руки взяла перепёлку, села верхом на зайца и поехала во дворец.
Царь её у ворот встречает. Поклонилась она царю.
– Вот тебе, государь, подарочек! – И подаёт ему перепёлку.
Царь протянул было руку, перепёлка порх – и улетела!
– Хорошо, – говорит царь, – как приказал, так и сделано. Скажи мне теперь: ведь твой отец беден, чем вы кормитесь?
– Отец мой на сухом берегу рыбу ловит, ловушек в воду не ставит, а я подолом рыбу ношу да уху варю.
– Что ты, глупая, когда рыба на сухом берегу живёт? Рыба в воде плавает!
– А ты умен! Когда видано, чтобы телега жеребёнка принесла?
Царь присудил отдать жеребёнка бедному мужику, а дочь его взял к себе. Когда семилетка выросла, он женился на ней. И стала она царицею.
Злыдни ненасытные
Украинская сказка
Жил-был человек, и было у него два сына. Хозяйство он вёл исправно, богатеем не слыл и бедняком себя не считал. Дожил до старости, а когда умирал, разделил всё добро меж сыновьями поровну. Построили братья по хате, стали врозь жить. Только по-разному у них житьё пошло. У старшего, что ни год, богатство прибавляется, у младшего – убавляется. Засеет каждый своё поле. У старшего пшеница – как щетинка на щетке, колосу наклониться некуда. У младшего всходы – что волоски у старика на лысине. То у него на овец мор нападёт, то хорь кур передушит. Совсем обеднел. Иной раз сам с женой голодный сидит и детей накормить нечем. А детей у него – целая куча, мал мала меньше.
Хорошо ещё, что он нравом лёгкий уродился, унывать не любил. Была у него утеха – скрипочка-песельница да смычок-плясун. Заиграет на ней, сразу на сердце повеселеет. И жена про нужду забудет, и дети есть не просят.
А у старшего брата всего в доме полно, одного не хватает – детей нет как нет.
Раз повстречались братья. Богатый говорит:
– Хорошо тебе жить. Вон сколько помощников растишь. Мне бы хоть сына, хоть дочку.
– Не горюй, – утешает бедный. – Будут ещё и у тебя дети.
– Кабы по твоему слову сделалось, – вздохнул богатый, – ты бы у меня первым да самым дорогим гостем был.
Ровно через год народился у богача сынок. Бедняк говорит жене:
– Постирай мне рубаху. А то позовёт меня брат на крестины, так пойду пусть не в новом, да в чистом.
Сколько ни ждёт, не шлёт за ним брат. На восьмой день богач крестины назначил.
– Надо к брату идти, – говорит бедняк жене.
– Так ведь он тебя не звал!
– Как не звал? Звал. Год назад, когда я ему дитя напророчил. Я не набивался, за язык его не тянул – сам меня приглашал.
И пошёл. Хоть и не очень-то ему старший брат обрадовался, а всё же как гостя принял, усадил за стол. Сидят, беседуют. Тут заявился сосед-богатей. Старший младшему говорит:
– Подвинься, брат. Этого гостя на почетное место, в красный угол, посадить надо.
Подвинулся младший. А на пороге уже второй богатей. Опять подвинуться пришлось. Пошли друг за другом званые гости. А бедняку всё – подвинься да подвинься. Так что за столом ему и места не хватило. Примостился он на колоде, что у самых дверей стояла.
Гости чарку выпьют, закусывают. Стол от угощения ломится: поросёнок жареный, гуси-куры варёные, холодец так жиром и лоснится… Да бедному брату с колоды ни до чарки, ни до еды не дотянуться.
Вышел он в сени, хлебнул воды из кадочки, вернулся, пошарил по карманам – думал, может, корочка завалялась. А выгреб горстку семечек. Вот-то хорошо! Верно, дети насыпали. Сидит, семечки лузгает, будто после доброго глотка горелки закусывает. Один богач увидел и руку протянул:
– Никак семечки грызёшь? Отсыпь и мне маленько!
Тут и другие ладонь подставляют:
– И мне! И мне!
Мигом похватали, ни одного семечка у бедняка не осталось. Погостевал он так у богатого брата и не солоно хлебавши домой отправился. Идёт, покачивается, ногу за ногу заплетает, будто и вправду выпил. И песни во всё горло распевает. Пускай люди думают, что богатый брат его хорошо попотчевал.
Вернулся домой, жена спрашивает:
– Как погостевал? Как тебя братец встречал-провожал?
– Лучше и не надо! – отвечает. – И наугощался, и напелся, и наплясался вволю. А вы тут, бедняжки, веселья не видели, дайте хоть я вас повеселю.
Снял он со стены свою скрипочку-песельницу, повёл по струнам смычком-плясуном да так заиграл, что, право слово, окажись вы в той хате, и вы бы в пляс пустились.
Жена бедняка руки в бока упёрла и пошла выступать, ровно пава. А дети и притопывают, и прихлопывают, и приплясывают, и присвистывают. Так вся хата ходуном и ходит. Битые стекла в оконницах позванивают, побелка со стен сыплется.
Играет бедняк и удивляется:
– Боже ж мой, сколько у меня детей! Хотя постой, постой!.. Химка да Хомка, Ненилка да Гаврилко, Параська да Стаська, да Иванко, да Степанко. Вот и всего. А тут… Ну-ка посчитаю: это мое… это мое… А это? Фу ты, так перед глазами и мелькают! Побей меня гром, это не моё. Вот опять мой, а вон те два опять не мои. Откуда же они взялись на мою голову?!