Глава 30
Держа наперевес здоровенный сноп белых роз в правой руке, а коробку пирожных в левой, я ухитрился нажать на клавишу домофона и услышал звонкое:
– Кто там?
– Добрый вечер, девушка, Иван Павлович Подушкин к госпоже Грибановой, – ответил я.
Послышался щелчок, калитка отворилась. По широкой дорожке я дотопал до деревянной двери. Створка выглядела не пафосно – ни резьбы, ни вензелей, ни золотых медальонов на ней не было, просто дубовая панель и ручка из состаренного металла. Но почему-то даже на расстоянии становилось понятно: сия дверь стоит уйму денег.
– Вы Иван Павлович? – весело спросила стройная девушка с осиной талией, открывая мне вход в особняк.
– Именно так, – подтвердил я, рассматривая привлекательную шатенку.
Одета она была в черную юбку-карандаш и простую белую рубашку. На ногах скромные лодочки на очень высоком каблуке. Вроде одежда, как у всех служащих, но даже я, не большой знаток дамских нарядов, сообразил: то, во что одета незнакомка, стоит очень дорого. Это не та роскошь, которая бьет в глаза, здесь виден стиль человека, чьи родители, бабушки-дедушки, а также более далекие предки были прекрасно обеспечены. О той, что сейчас стояла у вешалки, я бы мог сказать следующее: она выросла в мире материального благополучия, ей не надо заявлять всем о своем богатстве. У нее всегда был полный кошелек, и никаких комплексов из-за отсутствия денег не развилось. Хм, довольно странная горничная у актрисы… Единственным, на мой взгляд, лишним штрихом в безукоризненном наряде девушки была бейсболка с большим козырьком, тень от которого падала на лицо. Носить дома головной убор не стоит, но, возможно, таково требование хозяйки.
– Пойдемте в столовую, – улыбнулась красавица. – Чай, кофе?
– Если вас не затруднит, чай, – выбрал я.
– Черный, зеленый, фруктовый? – осведомилась она и пошла в зону кухни.
– Какой вам самой больше по вкусу, – галантно ответил я и стал потихоньку осматриваться.
Пожалуй, в таком интерьере и я мог бы спокойно жить. Никакой современной мебели и авангардного искусства, отсутствует телевизор, на столе кружевная скатерть, с потолка свисает люстра, похожая на ту, что украшает мою гостиную.
– А к напитку бутерброды с сыром, – щебетала девушка. – С настоящим пармезаном, прямо из Италии. У меня есть хороший знакомый, мальчик за малую цену гоняет в Милан и притаскивает то, что надо. Если хотите, поделюсь контактом.
– Буду благодарен, – ответил я.
Мы начали пить чай, болтать о всякой ерунде. Минут через десять я решил провести разведку боем.
– Простите, не расслышал вашего имени.
– Друзья зовут меня Лиса или Лисонька, – улыбнулась девушка.
Я попытался сообразить, какое место девица занимает в доме. Понятно, что она особа приближенная к императрице. Одежда дорогая, в ушах сверкают бриллиантовые серьги, но сама готовила чай, не позвала прислугу. Детей у Людмилы нет. Вероятно, это племянница, воспитанница…
– Как вам чай? – спросила Лисонька, подливая мне в чашку ароматный напиток из чайника.
– Прекрасный вкус, – похвалил я. – Настоящий цейлон.
– О, вы поняли, что пробуете! – засмеялась Лиса.
Мы поболтали еще минут десять о сортах чая и выяснили, что оба обожаем французскую фирму «Марьяж фрер», которая, как мне кажется, выпускает лучший чай в мире. Лисонька предложила отведать кексы, я не отказался. Потом на столе материализовалась бутылка, я взглянул на этикетку.
– Хм, отличный арманьяк. Все восхищаются французскими коньяками, а я предпочитаю арманьяк, он не такой резкий.
– Согласна, – зааплодировала Лисонька. – А ваше отношение к лимону, которым предлагают закусывать коньяк?
Я поморщился.
– Не знаю, кто первым придумал эту глупость. Резкий цитрус намертво отбивает послевкусие. Хотя… В советские времена самым распространенным напитком в России был коньяк «Млиска». Так вот, угостившись сим нектаром, лучше было зажевать его лимоном. Это как раз тот случай, когда ужасное послевкусие надо убить навсегда.
Лиса расхохоталась.
– Стопроцентно. А может, вообще его стоило закусывать соленым огурцом. Но мне очень жаль портвейн, прекрасное, благородное вино, которое в Советском Союзе имело дурную репутацию пойла алкоголиков.
– Потому что в магазинах продавались «Три семерки», «Солнцедар» и подобные им дешевые напитки, которые определенный сорт мужчин распивал в подъездах на троих, – грустно заметил я. – Настоящий португальский портвейн благороден и прекрасен. Но он в СССР не попадал. Как, кстати, и нежно любимый мною яблочный сидр.
– Сидр! – подпрыгнула Лисонька. – Мы с вами, Иван Павлович, родственные души.
Я поднял руку.
– Если вы Лисонька, то я Ваня. Понимаю, у нас большая разница в возрасте, я потрепанный жизнью мужчина средних лет, а вы прелестное создание, но поскольку мне тоже хочется ощущать себя молодым, то прошу вас, отбросьте отчество. В противном случае буду вынужден звать вас Лиса Патрикеевна.
Девушка расхохоталась.
– Я уже обожаю вас! За десять минут вы очаровали меня. Еще чаю?
– С удовольствием, – совершенно честно ответил я.
Мне понравилась милая девушка. Жаль, она слишком молода для меня.
Мы продолжали болтать о вине, перешли на шоколад, и в конце концов я спросил:
– Простите, Лисонька, но мне необходимо поговорить с Людмилой Олеговной. Она дома?
– А что вы хотите узнать? – проявила любопытство девушка. – Я ее пресс-секретарь. Честно говоря, все интервью Грибановой сделаны мной. Может, зададите вопросы? Я непременно отвечу.
– Маловероятно, что владеете нужной информацией, – с большим сожалением ответил я. – Речь пойдет о далеких временах, о том, что было тридцать лет назад. Мне, конечно, намного приятнее беседовать с вами, чем со звездой, о непростом характере которой сложены легенды. Но сомневаюсь, что госпожа Грибанова посвятила вас во все свои тайны.
– Не поверите, но я действительно знаю всю ее подноготную, – азартно заявила Лисонька. – Хотя бы намекните, о чем речь?
Я замялся.
– Лисонька, если госпожа Грибанова не посвятила вас в некие обстоятельства, то и я не вправе этого делать. Частный детектив сродни доктору или священнику, он не должен разбалтывать сведения о людях.
– Согласна, – серьезно сказала девушка, – мне нравится ваша позиция.
– Если я буду вести себя иначе, то потеряю доверие клиентов, – вздохнул я, – но хуже другое. Распустив язык, я сам перестану себя уважать.
Лисонька подперла щеку кулачком.
– Делаю вывод: вы пришли сюда как сыщик. Не пишете книгу?
– Извините, нет, – признался я. – Мой секретарь выяснил, что Людмила Олеговна не очень жалует папарацци. И понятно почему. Сейчас вся пресса приобрела оттенок желтизны, перевирает факты… Нет, я не намерен выпустить биографию актрисы, хотя уверен, зная о ее таланте, что она должна быть написана. Речь о деле, которым я сейчас занимаюсь.
