– Сама-то я с ним никогда не виделась, но матушка Ирина рассказывала, что ее муж очень плохо ходил, ноги подкашивались. Так вот что она придумала – одеяние священника широкое, под него легко ходунки прятались, никто из прихожан и не догадывался, что батюшка с их помощью передвигается.
– А воскресной школой матушка занималась? – уточнил я. – Наверное, и книги для нее покупала?
Катерина внесла в гостиную поднос.
– Матушка Ирина любила прошлое вспоминать, я обожала ее рассказы. Вечером она мне всегда жития святых перед сном читала, я выслушаю ее, а потом прошу: «Маменька, а теперь расскажите, как вы с батюшкой жили». Поэтому я многое о прошлом знаю. Пока отец Владимир крепок здоровьем был, он очень много служил, по деревням ездил, избы святил. Люди священника благодарили кто как мог: продуктами, деньгами. Батюшка все на храм отдавал, харчи в трапезную, рубли на разные нужды. Но были люди, которые лично священнику подарки делали: книги приносили. Неподалеку от Бойска жил один академик, он с отцом Владимиром дружил, постоянно библиотеку священника пополнял. И для воскресной школы много изданий дарил. Потом он умер, и с той поры библиотеки отца Владимира и школы не расширялись.
Я показал «Библию для детей», которую держал в руках.
– Томик выпущен в восемьдесят первом, я удивился, увидев его. Сначала подумал, что он для школы, но вы говорите, будто после смерти соседа-академика в доме священника новая литература не появлялась.
– Академик умер в семьдесят девятом, – уточнила Катя, – и то, что предназначалось для школы, батюшка Владимир домой не носил, библиотеки он не путал.
Я поставил на место «Библию для детей» и вытащил «Православие для начинающих».
– Наверное, эту книгу приобрела для вас матушка Ирина. Том выпущен в восемьдесят первом, но продавать его в магазине могли и в девяностых годах. О, да тут есть надпись. «Любезный мой! Все в руках Господа нашего, милостивого и человеколюбивого. Он привел тебя в свою Скинию, значит, даст сил и для исполнения своей воли. Не впадай в уныние. «Воззовет ко Мне, и услышу его, с ним есмь в скорби». 90 псалом. «Мужайся и да крепится сердце твое…» 26 псалом. Зима 1986 г.» Какой красивый почерк!
– Матушка Ирина писала, – пояснила Екатерина. – Я никогда не брала в руки эту книгу и не знала, что тут ее автограф есть.
– Не знаете, кому эти слова адресованы? – спросил я.
– Какому-то мужчине, – пожала плечами дочь отца Дионисия. – Может, она приготовила ее в подарок или в утешение и почему-то не отдала? Я в книгах отца никогда не рылась. Матушка их берегла, не разрешала трогать. Вот папеньке моему не возбранялось любой том брать. А я пользовалась тем, что отец купил. Вон на полках напротив окон то, что он покупал.
Я повернулся к книгам, начал их изучать и опять удивился:
– Тут, однако, немало томов о музыке, биографии великих певцов.
Катерина взяла чайник.
– Садитесь, Иван Павлович. Чем богаты, тем и рады. Попробуйте пирог с вареньем, сама пекла. Детям очень нравится. У отца еще фонотека была, вон там, в секретере хранится.
– Можно взглянуть? – спросил я.
– Конечно, – кивнула хозяйка.
Я приблизился к бюро, откинул верхнюю крышку и не удержал возглас восторга.
– Проигрыватель «Ригонда» в тумбе! Я мечтал о таком, но не нашел. И виниловые пластинки!
– У отца был замечательный голос, он очень любил музыку, – пояснила хозяйка.
Я перелистал конверты и опять изумился.
– Здесь не только классика. «Битлз», «Роллинг Стоунз»…
– Папа не презирал легкий жанр, говорил: «Когда-то и вальсы Штрауса считали неприличными». Вот послушайте…
Катя встала и включила магнитофон, стоявший в углу на тумбочке. Комнату заполнил богато окрашенный лирический тенор: «Свете тихий, свете ясный…»
Я замер и простоял не шевелясь до конца песнопения.
– Ну как? – спросила Катя, когда наступила тишина.
– Чарующий голос, – пробормотал я. – Кто исполнитель?
– Мой папа, – улыбнулась Екатерина.
Я вернулся к столу.
– Ему следовало учиться на оперного певца. Странно, что родители не обратили внимания на талант сына.
– Да, – согласилась Екатерина. – Знаете, папа никогда не рассказывал о своем детстве, один лишь раз обмолвился, что рос сиротой. Наверное, имел в виду, что те, кто его воспитывал, были не ласковы. Он еще и двигался прекрасно. Представляете…
Голос Кати опустился до шепота:
– Папа организовал в Бойске танцевальный кружок, и занятия там вел профессиональный педагог. Чтобы привлечь детей, там разучивали все современное. Один раз отец пришел на репетицию и сделал замечание одному подростку, мол, тот не так движение делает. А на занятии осваивали рок-н-ролл. Парень в ответ схамил, дескать, вы-то ничего, кроме вальса, танцевать не умеете. Папа сходил домой, вернулся в брюках и свитере, вышел на середину зала, пригласил одну из девочек и как начал рок-н-ролл отплясывать… У всех челюсти отвалились! Мальчик-грубиян прямо онемел. Отец ему потом сказал: «Я никогда не учу тому, чего не знаю. Сам до того как в семинарию поступить, научился петь, освоил азы танцевальной науки. Мышечную память никто не отменял, тело мое уроки, пройденные в юности, помнит. Вот поэтому я всегда молодежи говорю: овладевайте знаниями. Сейчас вам кажется, что они никогда не понадобятся, но никто, кроме Господа, не ведает, что с вами через двадцать лет будет. Может, умение танцевать вас от голода спасет». Значит, отец все же занимался какое-то время вокалом, балетом. Но это, пожалуй, все, что я знаю о его жизни до принятия сана.
Я положил в розетку вишневое варенье. Если вспомнить, что отец Игоря уничтожал с помощью своих статей в газете разных людей, за что ему дали прозвище Палач, а мать, убив преподавателя, который привел ее сына в лоно православной церкви, окончила свои дни в психиатрической лечебнице тюремного типа, то понятно нежелание отца Дионисия распространяться о своих родственниках. Семья будущего батюшки была невоцерковлена, более того, близкие по крови люди категорически запрещали юноше посещать храм. Думаю, будучи глубоко верующим человеком, отец Дионисий простил и мать, и отца, но своей дочери он о них рассказывать не стал, не желая смущать ее душу.
– У папы была одна пластинка… – продолжала Катя. – Сейчас покажу.
Она встала и подошла к стойке, в которой хранились диски, вытащила один.
– Вот, группа «Ронди Кар». Отец иногда ее заводил. Ужас! У меня через пять минут возникла головная боль. Полное ощущение, что на пол бросают кастрюли, лупят сковородкой по батарее. Мне было немыслимо осуждать отца, но один раз я не выдержала и высказалась: «Папенька, зачем вы включаете этот «кастрюльный звон»?» Слова будто сами вырвались, я перепугалась, что он меня заругает. Но отец спокойно сказал: «Уйдя из земной жизни, музыканты оставляют нам свое творчество. Но не о всех о них люди помнят. Моцарт на слуху, однако есть много прекрасных исполнителей, чьи имена забыты. На мой взгляд, это несправедливо. Я включаю, как ты сказала, «кастрюльный звон», чтобы музыка «Ронди Кар» не умерла совсем». Уж и не знаю, чем сей коллектив так папеньку привлекал.
