– Скажи мне, это единственная причина, по которой ты не хотела меня видеть? – спросил он, целуя ее волосы.
– А этого мало?
– Вполне достаточно, особенно если учесть, что никакой я тебе не брат.
– В смысле? – Вася оторвала свое залитое слезами лицо от его промокшей насквозь тенниски и испытующе посмотрела ему в лицо.
– В самом прямом. Дурочка ты моя, что ж ты мне сразу этого не рассказала? Хотя я тоже болван, хотел же тебе все рассказать еще в тот вечер, когда приезжал Гурам, да отвлекся на его убийство. Видишь ли, Адольф Битнер мне не родной отец, хотя мы с ним всегда нежно любили друг друга. Он женился на моей матери, когда она уже была беременна.
И он рассказал не верящей своему счастью Василисе семейную историю. Когда Адольф приехал в Ленинград, ему был всего двадцать один год. Единственным адресом, который он знал, был адрес Веры, женщины, поселившейся в домике Истоминых во время войны. Туда он и отправился. Вера охотно сдала ему бывшую комнату Василия Истомина.
Другого жилья он и не искал, потому что ему так было удобно. Он отдавал Вере деньги, а она убирала его комнату, готовила еду и стирала его нехитрое бельишко. Дочери Веры Ирине было уже двадцать семь лет. Девица она была крупная, веселая и разбитная, жила отдельно от матери и лишь временами появлялась в маленьком домике на Печорской улице.
С Адольфом у нее сразу установились дружеские отношения, лишенные, впрочем, даже малейшего намека на интимность. Ему никогда не нравились женщины старше его, тем более что богатый житейский опыт был написан у Ирины на лице, и это убивало его возможное влечение на раз. Ирина же относилась к нему покровительственно, потому что считала желторотым юнцом. Ей нравились солидные состоятельные мужчины, с помощью которых она мечтала пробиться в жизни.
Шли годы, а женское счастье никак не складывалось. Ирина меняла любовников, которые пользовались ее молодым еще, крепким и упругим телом, но вовсе не стремились бросать свои семьи. Ирина старела, полнела, тяжелела, мрачнела на глазах.
В семьдесят четвертом году вернувшийся с работы Адольф застал ее бурно рыдающей на кухне. В доме пахло валерьянкой, и Битнер вдруг встревожился, что пожилой уже Вере могло стать нехорошо.
– Где мама? – спросил он у Ирины.
– Ушла, – глотая слезы, сказала та. – Не хочет меня видеть. Сказала, что не вернется, пока я не уйду.
– Почему?
– Потому что я беременна, – ответила, как выплюнула, Ирина. – Господи, столько лет береглась, и на тебе! Кто ж знал, что эта сволочь, даже узнав о ребенке, не захочет уйти от жены? А аборт теперь уже делать поздно. Вот мать и лютует.
– Ты что, Ирка, какой аборт, тебе уж сороковник почти, – заметил Адольф. – Ты разве совсем детей не хочешь?
– Но не так же, – Ирина подняла на него перекошенное, мокрое лицо. – Мать-одиночка почти в сорок лет. Это же позор. Да и тяжело. Если я дома засяду, работать кто будет?
– Да какой позор-то, Ир? – поморщился Адольф. – Не те сейчас времена.
– Да? Ты уверен? Я, между прочим, как ты знаешь, в милиции работаю. Точно выгонят за аморалку.
Тут-то в голову Адольфу и пришла мысль, со стороны казавшаяся безумной.
– Ирка, а давай я на тебе женюсь, – предложил он. – И ребенка признаю.
– Адя, ты что? Головой ударился? – Ирина с недоумением посмотрела на него. – Тебе-то это зачем? Ты что, все эти годы пылал ко мне безответной любовью?
– Нет, не пылал, – честно признался Адольф. – Но мне уже за тридцать, жениться я не собираюсь, потому что подходящей женщины никак не встречу, а так хоть тебе помогу. Мне ж не жалко.
– А если встретишь? Ну, подходящую женщину?
– Так разведемся, делов-то, – рассмеялся Адольф. – Ребенок уже родится, отец у него будет, и твоя репутация не окажется подмоченной. Соглашайся, Ирка! У тебя же все равно выбора нет.
Свадьба состоялась через месяц. В первую брачную ночь Ирина, откинув одеяло на своей кровати, похлопала рукой, приглашая Адольфа лечь рядом. Он подошел, поцеловал ее в лоб и тщательно подоткнул одеяло.
– Нет, Ирка. Ты же мне как сестра. Брак у нас фиктивный, ради ребенка. Таким и останется.
Родившегося мальчика назвали Вальтером. Адольф, сам того не желая, искренне его полюбил.
– Я всегда считал его своим настоящим отцом, хотя знал правду о браке родителей, – рассказывал Вальтер Васе. – Адольф жил вместе с нами, содержал семью, ко мне относился как к родному сыну.
Когда случилась эта история с твоей мамой, он моей все рассказал и попросил развода. Она дала беспрекословно, соблюдая условия давнего договора. Он несколько лет помыкался по Питеру, потом съездил в Константиновское и принял решение эмигрировать. Сказал, что Питер без Анны ему не нужен, и уехал. Но связи со мной не прерывал. Я частенько к нему ездил, а потом основал свою российско-немецкую фирму, во многом благодаря его связям, кстати.
– Как интересно все получается! – задумчиво сказала Вася, крепко его обнимая. – Все разъяснилось, но спустя тридцать лет. Теперь все знают, что мама не бросала Адольфа, что она всю свою жизнь его любила, что он готов был на все, чтобы ее вернуть, но из-за вмешательства бабушки они так и не встретились. Гурам разрушил их жизнь, но это и ему не принесло счастья, а теперь он мертв и сын его тоже, и, может быть, эти смерти – искупление той его давней, непомерной вины.
– Не говори так, – попросил Вальтер. – Ты ведь совсем не злая.
– Мы сейчас пойдем к моей маме, и я вас все-таки познакомлю. Она будет рада узнать всю правду до конца, только жаль, что это все равно уже ничего не изменит. Слишком поздно. Жизнь прожита вдали друг от друга, и отца уже не вернешь. А значит, она все-таки потеряла его навсегда.
– С чего ты взяла, что мой, точнее, твой отец умер?
– Как? – Василиса не верила собственным ушам. – Гурам сказал, что пытался его найти, но его уже не было.
– Так в стране не было! Он жив-здоров. Живет в Дюссельдорфе. Как переехал туда в девяностом году, так и обосновался. Он художник, довольно известный. По крайней мере, у него до сих пор проходят персональные выставки, и его картины продаются по всему миру. Так что ты с ним обязательно познакомишься.
– Вальтер! – Василиса схватила его за руку и приготовилась бежать. – Быстрее пошли к маме! Она должна как можно скорее это узнать!
– Ты так и собираешься идти? В пижаме? – уточнил он серьезно, хотя глаза его смеялись. – Я думаю, что твоя мама вполне может подождать еще хотя бы полчаса. А вот я ждать уже не могу. Я должен стащить с тебя эту пижаму прямо сейчас. Я слишком долго тебя не видел.
Эпилог
Как ни крути, женщина в жизни мужчины только одна. Все остальные – лишь ее тени.
Коко Шанель
Рейс SU 6243 Санкт-Петербург – Дюссельдорф вылетал из Пулково в полдевятого утра. Собственно, в Питер Василиса и Анна приехали за два дня до вылета. Вальтер без устали водил их по улицам родного города, по дорогим для них местам, которые обе открывали для себя заново. Съездили в Петергоф, сходили в Эрмитаж, проведали могилу Анзора Багратишвили. На этом и закончилась их нехитрая культурная программа.
