– Что такое? – аккуратно спросил я. Я безуспешно попытался заглянуть каждому в глаза. – Говорите. – Я сам опустил глаза, чтобы они подняли свои. Неужели что-то еще. Эти эмоциональные американские горки как часть жизни заставляли всегда быть начеку – белая полоса, а за ней черная, и так всегда. Вроде остановились на чем-то хорошем и снова молчание. Снова готовься к очередному виражу.
И приготовился к худшему.
– В общем, Катя жива, здорова, все хорошо, – сказал Никифоров.
Я встал из-за стола и вышел с террасы.
– Суки, вот же суки! – вырвалось у меня.
Я орал в воздух ругательства, но не мог скрыть улыбки и смеха.
Минин посмотрел на Никифорова и ударил кулаком по столу.
– Ты что себе позволяешь, Назаров!
– Суки, суки, суки!
Я смеялся все сильнее. Никифоров начал смеяться со мной. За ним и Минин с Колей.
Я уже был посередине лужайки. Успокоившись, я обернулся к террасе:
– Где она? Замужем? Дети?
Минин тоже вышел из-за стола, оперся на стул и поймал мой взгляд:
– Ждет тебя. Была у отца перед его смертью. Он сказал ей, что тебе можно доверять, что она не ошибется, если выберет тебя. Вот и ждет.
Звон в ушах прекратился. Стало волнительно. Я сразу же осознал, что это была лучшая фраза, которую я слышал в жизни. Я всегда мечтал быть признанным своим отцом. А эмоция от того, что одна из самых моих бывших потерь оказалась липовой, вовсе не поддавалась анализу.
– Тогда я поеду, товарищ генерал?
– А куда спешить?
– Ну как! Вы возьмете, отправите меня завтра обратно в командировку, опять не успею…
– Никуда мы тебя больше не отправим, – уверенно сказал Никифоров.
– В каком смысле? Все, закончилась моя служба? Случившееся считается за прокол?
– Нет. Ты теперь нужен здесь. И не нам. А… – Никифоров показал пальцем вверх. Я посмотрел по направлению его пальца. В деревянном потолке террасы чуть шаталась лампочка. – Сам знаешь, как активно развиваются отношения с Китаем, – не спеша продолжил он. – Это важно и для нас, и для Китая, и для всего мира. Ты слышал про советников президента?
Я кивнул.
– А есть еще тайные советники. Формально ты будешь зачислен в администрацию президента. Впрочем, там тебе все расскажут. Сергей Анатольевич, наливай!
Я думал, что приучил себя не удивляться, но то, что сказал генерал, было-таки удивительно. Никифоров закончил свой спич:
– Ко всем серьезным разговорам через неделю, все равно главнокомандующий в разъездах. Выпьем, выспишься и езжай к своей Кате. Строй нормальную жизнь обычного человека. Остальное обсудим позже. Хватит на сегодня серьезных тем…
Минин протянул генералу полную рюмку.
– Ну, Сергей Анатольевич, скажи тост подопечному!
Минин выдержал паузу и прокашлялся.
– Алексей, ты знаешь, что я не мастер говорить красивые речи не по делу. А если по делу – ты большой молодец. На таких, как ты, и держится наше многострадальное отечество. И, как ты писал в письмах любимой, «пот сходит постоянно, но ты думай, что это слезы»! – Глаза куратора рассмеялись.
– Так вы читали мои письма?!
– Ну а как же! – засмеялся Никифоров.
– Ну ты там совсем поплыл! Потому и сказали тебе про Катю такое, – аргументировал Минин.
– Да уж… – Мне нечего было противопоставить руководству.
Их действия могли быть мне неприятны, но я все понимал: наверное, так надо. Все-таки, находясь там, за рубежами родины, иногда наступает сопливое настроение – постоянные стрессы, словно играешь в шахматы с судьбой. Один зевок – и партия проиграна, а на кону – жизнь. Огромное напряжение, колоссальное, ни с чем не соизмеримое. Только ты, твоя воля и игра ценою в жизнь.
P.S.
Я не знал, с чего начнется исполнение моей новой роли.
Мы с Катей и мамой были на могиле отца, когда мне позвонил Минин. Я пообещал перезвонить куратору через полчаса, мне нужно было еще время на общение с папой…
Вскоре я набрал Минина:
– Слушаю, Сергей Анатольевич!
– Хорошо, что слушаешь. Значит, так. Наверху принято решение красиво «отбелить» тебя. Мы выведем тебя из игры через телевидение. Через «Первый канал».
– В смысле?
– В прямом. Будешь вести передачу какую-нибудь про Китай, что-нибудь вещать, сделаем под тебя еженедельную программу. Выпустим серий 12–15, страна узнает своего героя, дадим ТЭФИ и пойдешь в партию «Родина».
– Но я же не журналист, тем более не телеведущий, вы шутите?
– Леша, ты разведчик, ты умеешь все, – сухо отрезал Минин. – С «Первым» договоримся, не переживай, выведем чисто, комар носа не подточит. Разведке у нас зеленый ход. Тем паче на «Первом», наверху, есть наши люди. Я вот представил тебя в роли ведущего, у тебя получится, вся женская половина страны будет твоей! В Думу на руках занесут! – еще большим хохотом зашелся куратор.
Я почувствовал в его словах какой-то подвох. Как будто в Большом давали представление, а я буду плясать приму балерину. Я поймал себя на мысли, что юмор у Минина стал специфическим, а ведь раньше он был другим, или, может быть, показалось.
– Главному каналу страны неважно, что выпускать в эфир? – серьезно поинтересовался я.
– Почему? Ты сделаешь все красиво, не волнуйся раньше времени, все получится. Да и люди там тебя сориентируют. Майор Эрнст поможет, – хихикнул Минин.
– В смысле Эрнст? Как майор?
– Ладно, забудь. И не парься, где наша не пропадала.
– Наша не пропадала нигде.
– Вот и молодец, только тут, знаешь, есть одна закавыка.
– Так я и думал. Маску Урганта мне натянем на голову, – съязвил я.
– Да нет, чуть посложнее.
– Ну? – спросил я, понимая, что все это Минин говорит неспроста.
– Как бы так, Лёш, выразиться покультурнее, чтобы ты понял.
– Короче Склифасофский, – не выдержал я.
– Ладно, ладно, сейчас подумаю, соберусь с мыслями, – сказал Минин с напряжением в голосе. – Первый автограф мой, – выпалил Минин и шумно засмеялся в трубку.
– Да ну вас! Сергей Анатольевич, если серьезно, зачем такая сложная схема? Можно же просто соскочить по-тихому, и никто не вспомнит.
– Верно мыслишь, но нужно не соскакивать, а красиво перейти из одного состояния в другое. Вряд ли кто-то сообразит, чей ты человек. Не каждый день разведчики ведут программы на главном канале страны. На это и ставка, такого никто не ожидает ни здесь, ни там…
– Ну а политика, какой из меня политик? Что я в Думе делать-то буду? За Вольвычем с Зюгановым приглядывать?
