– А что, работу по выходу на иностранные рынки Huawei и ZTE проводят совместно? Какая между ними связь? – Я хотел понять точки пересечения телекоммуникационных компаний и военных.
– Связующих три: армия, министерство госбезопасности и разведка.
– Разведка?
– Да. Через подставные фирмы китайская разведка владеет контрольными пакетами этих компаний. И не только этих, они имеют весомые доли в Lenovo, TCL, Benq, Founder Group, Great Wall Group, Hedy, MicroGram, Galanz, Gree, Midea Hisense, Haier, Konka, Skyworth и еще целой массе мелких фирм.
– Понятно теперь, откуда такие агрессивные методы завоевания мировых рынков. С такой крышей можно на любые рынки идти без страха поражения, – стал я рассуждать вслух. – Но при чем тут компании по производству бытовой техники? – В теме, которую поднял Пэн, у меня не должно было оставаться вопросов.
– Мы для них делаем «закладки».
– Что делаете? – переспросил я, не поняв слово «закладки» на китайском.
– Извини, я тебя уже воспринимаю как китайца.
– Не думаю, что каждый китаец знает слово «закладка» на своем родном языке, – попытался я отстоять свой статус свободного владения китайским языком.
– Тоже верно, – соглашаясь, покачал головой Пэн.
– Объясни проще.
– Это такой… ма-а-а-ленький радиоэлектронный маяк. Понимаешь?
– Понимаю. А зачем на холодильник или на микроволновую печь устанавливать радиоэлектронный маяк?
– Вот тут-то и кроется смысл разведки. Ты слышал про «японское экономическое чудо»?
– Разумеется, слышал. Это период небывалого роста японской экономики.
Китаец усмехнулся.
– Не совсем так.
– Ты говоришь непрозрачно, яснее говори, – попросил я, понимая, что он знает что-то очень важное.
– Японцы встраивали и встраивают во всю свою технику специальные «закладки», – китаец снова употребил это спецслово, уже понимая, что я знаю его смысл, – которые издают электромагнитное излучение.
– А зачем оно?
– Они поставляют свою технику на многие мировые рынки и с помощью маяков, издающих электромагнитное излучение, губят любую иностранную технику.
– А как? – поинтересовался я.
– А так: если у техники нет защиты от подобного излучения, она под долговременным воздействием «закладок» ломается.
– Чертовщина какая-то, – сказал я по-русски. Рассказ Пэна звучал для меня как откровение. До этого дня я даже не задумывался о подобных вещах. Впрочем, в разведке я перестал удивляться многим вещам.
– Что? – спросил китаец, услышав русское слово.
– Ты говоришь странные вещи, – пояснил я примерный смысл слова «чертовщина», не зная, как перевести его на китайский буквально.
– Знаешь, меня и моего руководителя готовят к переговорам около ста маркетологов, прекрасно разбирающихся в рынках многих стран.
– И что? – спросил я, не понимая, при чем тут он, маркетологи, разведчики и военные.
– Знаешь, что такое емкость рынка?
– Знаю. Не забывай, в какой компании я работаю, – сказал я словами Пэна, как бы ему в отместку за «спаленный» диктофон.
Наша консалтинговая компания регулярно проводила маркетинговые исследования для российских компаний и компаний из стран СНГ, планировавших выход на китайский рынок.
– Так вот за эти доли японцы в свое время воевали очень агрессивно. Они поставляли технику, при этом ломая чужую. Например, вашу, русскую, зомбируя людей на мысль о том, что «сделано в Японии» – это отлично, а «made in USSR», – произнес Пэн по-английски, – это плохо.
– Дальше, – заинтересованно попросил я.
– Дальше все, что было в ваших домах: холодильники, телевизоры, радиоприемники, часы, – после появления японской техники выходило из строя. А японское работало.
Я мгновенно вырыл из памяти момент, как в девяносто первом году отец получил в подарок бордовый магнитофон от дяди Володи, который жил в Находке и ходил по купленному паспорту моряка в Японию. Приводя школьных друзей, я показывал им надпись на тыльной стороне магнитофона, где красовалось «Мадэ ин Жапан». Мы жили бедно: у нас был маленький черно-белый телевизор, который сломался через три недели после появления японского чуда техники. После этого отец, чтобы мы посмотрели кино или программу, бил по «телегробику» своим сильным кулаком. А чтобы посмотреть что-то, кроме программы «Поле чудес», приходилось переключать канал, используя необычный пульт – плоскогубцы. Я продолжил диалог:
– При чем тут доля рынка?
– При том, что спрос на вашу продукцию падал, а на японскую рос. Ваши предприятия становились неконкурентоспособными. А когда развалился Союз – многие просто разорились! – вещал Пэн.
Я все последовательно запоминал. «А он-то не так прост, как кажется. Вот тебе и повеса, вот тебе и наркоман», – подумал я про себя.
– Ты мне не верь и не думай. Просто слушай, – попросил китаец, почуяв во мне сомнение.
Хотя для меня вопрос веры в его словесном потоке был не главным. Мне нужно было максимально полно снять с него информацию и передать ее в Центр. Вот и пусть там ломают голову над всеми этими загадками. «Интересно, сколько Минин будет смеяться над этим моим сообщением?» – снова подумал я, пока Пэн заказывал вторую бутылку крепкого алкоголя. Он был нужен для беседы. И мне, и ему.
– У них нет «Чиваса», – выбил меня из размышлений Пэн.
– Закажи что есть, главное, зерно с виноградом не мешать. Вискарь с пивом можно, – серьезно выдал я, вроде как эксперт винно-водочных наук. Он заказал коньяк.
– Коньяк – это виноград, я же сказал: зерно! – выпалил я. Пэн попросил официанта принести виски. Нам принесли «Jim Beam».
Пусть так, главное, не виноград. Добрый бурбон: легкий цветочный с древесными нотками аромат, и благодаря кукурузе сладкий, индивидуальный вкус. Мы оба были устойчивыми к алкоголю и решили пить бурбон, не разбавляя колой и прочей гадостью. Чередовать с пивом тоже не стали.
– Ты говоришь, спрос на собственную продукцию в Союзе падал, предприятия закрывались, а при чем тут разведка?
– Ресурсы! – в одно слово ответил собеседник. Я стал понимать, что не я веду беседу, а он.
– Ресурсы у Японии мы не покупали, – пояснил я.
– Вэй Мин, – строго обратился ко мне Пэн, – Японии нужны были ваши ресурсы. А тратить на них свои подтвержденные золотым запасом йены они не хотели. Товар. Понимаешь? Обменять все на товар, который скупался вами массово, – вот что нужно было Японии.
– Ну так мы же тоже оставались в выигрыше? – ответил я, пытаясь интуитивно, на ходу анализировать ситуацию.
– В каком?
– Мы меняли ресурсы на товар.