Как тащили мы гроб на кладбище, отдельная история. Но да – умудрились ни разу не уронить. Там нас уже поджидала вырытая Кондратом яма, веревки для погружения, крест, пара лопат и венок. Опустить оказалось сложнее всего, но с горем пополам управились. Кинули по жмене земли на крышку. Помолчали минутку, да и принялись зарывать. Сформировали аккуратный холмик, Кондрат установил крест и сколотил по-быстрому скамейку со столиком, пока я венок пристраивала.
– Помянем, – говорит, выставляя на столик две граненые стопочки и маленькую бутылку водки. – Ты цветов ей потом принеси сюда. Только не садовых, она полевые любила.
В общем, все это мы умудрились до полудня сделать. Вернулась я в пустой дом совершенно выжатая как физически, так и морально. Прошла к плите, где отвар должен был стоять. Нашла бутыль двухлитровую с ним. Отлила в стакан столько, сколько мне почившая хозяйка всегда давала, выпила и пошла в нашу… вернее, теперь уже мою спальню. Кто-то, наверное, побоялся бы спать в комнате, где недавно ведьма скончалась, но меня Агрипина ни при жизни, ни после смерти не пугала.
Глава 8. Продуктивный анализ снов
В этот раз проспала я до следующего утра и никаких снов не видела. Встала, умылась. И с новой силой ощутила, как же не хватает мне Агрипины. Привыкла уже, что с утра стол накрыт и она суетится возле плиты, а тут никого – тишина. Заварила себе чаю, нашла слегка зачерствевшие лепешки и какую-то крупу, из холодильника достала кастрюльку, в коей, насколько я помнила, еда для Ночки была. Навалила в миску густого варева, раскрошила лепеху и пошла кормить свой не в меру разумный зоосад.
Погода с утра выдалась солнечной, будто вчера сама природа горевала о потере, а сегодня жизнь начала налаживаться и вошла в обычную колею. Покормив зверье, вернулась в дом, поела, спрятала неожиданно свалившиеся на мою голову сокровища, взяла с собой кой-какой провизии, да и направилась на вчерашний луг.
Пришла, расстелила покрывало и вспомнила, что колышки вчера так и не нашла, а два дня подряд на солнце печься чревато последствиями. Вздохнула и направилась в лес. Стоит ли говорить, что вскоре очутилась возле деревянного изваяния?
Стою. Смотрю. Ну вот надо же такое сотворить? Ведь как живой, не смотри что из дерева. И так захотелось его потрогать… В общем, не удержалась.
– Кто тебя сделал? – легонько проведя пальцами по грудине мужчины, прошептала я, поражаясь тому, что дерево теплое – будто живое. – Если Агрипина, то зачем? И ведь не спросить уже. Умерла она, – произношу таким тоном, как будто не сама с собой разговариваю, а изваянию рассказываю.
Сколько я так вокруг него ходила? Не знаю. Одно точно – потрогала и погладила почти все… кроме… ну, в общем, понятно – чего именно. Почему-то боязно этого места касаться было, хоть и любопытно. Однако помнила я про завещание честь беречь и про то, что синеглазый во снах не позволял ни малейшего физического контакта между нами. Почему? Ну про секс-то мне разъяснили, а просто прикоснуться почему нельзя?
Смешно это, но присела я рядом с этим изваянием и давай ему о своей жизни рассказывать, и казалось он слышал, понимал и даже сочувствовал, а в конце как-то даже на душе стало легче. И тут вспомнилось, зачем я, собственно, в лес пришла. Провела на прощание кончиками пальцев по щеке мужчины, улыбнулась грустно и пошла колышки для своего навеса искать. Нашла. Вколотила в землю, как и задумывала, привязала края простыни к колышкам и, довольная результатом, забралась под навес.
Лежу и глупо улыбаюсь, хотя явно ведь не время для радостей. Но почему-то после разговора с деревянным изваянием на душе так светло вдруг стало, что не улыбаться я просто не могла.
В таком вот радужном настроении и начала вспоминать следующий сон.
Начиналось все как обычно, и та – я, которая из сна, успела подумать, что мы с синеглазым этой ночью, как и прежде, останемся наедине, то есть вдвоем. События развивались вполне планомерно: приказ ласкать свое тело, мое привычное подчинение. Эти действия уже не производили на меня былого впечатления, утомленное хронической усталостью тело слабо реагировало на ласки, но постепенно физиология брала свое и да – я возбуждалась. Пусть и не до искр в глазах, как бывало прежде. И опять в тот момент, когда я уже готова была к довольно вялому, но все же оргазму, синеглазый кому-то приглашающе махнул.
Я замерла в предвкушении, не забыв предварительно прикрыться. Каково же было мое удивление, когда вместо давешней пары в комнату вошел незнакомый мне рыжеволосый молодой мужчина. Мягко говоря, не красавец, да и вообще ничем внешне не примечательный, а если учесть мою патологическую антипатию к рыжим… Проблема в том, что кому-то такой типаж, наоборот, кажется привлекательным, но я с самого детства никогда не дружила даже с рыжими девочками, мне был неприятен цвет их волос, светлая мягкая кожа с веснушками, и уж тем более обладатель всех этих достоинств никак не мог вызвать во мне физического влечения. Так и хотелось спросить: зачем он тут? Вот только голос, как и тело, мне по-прежнему не подчинялись.
Лежу, напрочь забыв о былом возбуждении, и с недоумением взираю на новое действующее лицо. А парень тем временем, повинуясь жесту синеглазого, достает из перекинутой через плечо сумки небольшой проигрыватель, устанавливает его на подоконник, и из встроенных динамиков негромко полилась приятная медленная мелодия.
Рыжий начинает странный танец: его тело становится будто текучим, неестественно плавно и пластично меняя позы, положения, вот он тут, а потом перетекает в другое место…
Странный танец. Никогда прежде ничего подобного не видела. Никакой эротики, никаких откровенных или провоцирующих движений или раздевания, но я уже очарована гибкостью танцора. Странно, но былая нелюбовь к рыжим уже позабыта, я та – из сна, и реальная, которая смотрела этот сон, и даже нынешняя, окунувшаяся в воспоминания… Все мы были неимоверно возбуждены.
В какой-то момент я поймала манящий взгляд его странных по-тигриному желтых глаз, и парень тут же, не выбиваясь из стройного ритма танца, поманил меня к себе. Я почти сумела встать, чем вновь удивила синеглазого. Но в какой-то момент тело отказалось мне повиноваться, в итоге я так и осталась сидеть на краю кровати, свесив ноги на пол и жадно сглатывая набегающую слюну, не мигая следила за чарующими движениями танцора, а фантазия начинала постепенно его раздевать. Хотелось видеть, как двигается его тело без одежды, как переливаются под этой мраморной кожей мышцы… И да, безумно захотелось, чтобы он возбудился, и увидеть это собственными глазами.
Стоит ли говорить, что, вставая с кровати, я лишилась прикрывающего меня одеяла и сейчас была обнажена? А потом началось что-то совсем уж нереальное: рыжик, словно угадав мои мысли, продолжая танец, вопросительно приподнял одну бровь, плавным движением проведя по своему телу рукой, будто говоря: хочешь сниму? И да, я закивала, чем опять вызвала удивленное выражение на лице синеглазого.
А этот рыжий шельмец задорно улыбнулся и опять же не выбивающимися из танца жестами показал на мою грудь, ясно дав понять, что ее надо ласкать. Я что? Разве ж я против? Очень даже – за! Подстраиваясь под его плавные движения начала поглаживать полушария, легонько касаясь возбужденно топорщащихся сосков. От этих движений внизу живота стало нестерпимо жарко, и я непроизвольно поерзала на кровати, сжимая бедра. Краем глаза отметив, как взгляд синеглазого потемнел, но мужчина тут же сглотнул и отвернулся, явно стараясь взять себя в руки.
