Поблагодарила Фриделя за прекрасный вечер, решительно с ним распрощалась и явилась к месту встречи, слегка покачиваясь – четыре (в итоге) бокала шампанского сделали свое дело.
– Надька! Ты напилась! – развеселился Полуянов. – С кем гуляла?
– Ис-сполнительный д-директор «Фольксвагена», – отчиталась библиотекарша.
– Хулиганка, – нахмурился журналист.
– Б-будет сцена ревности? – хихикнула она.
– Ладно, прощаю, – буркнул Полуянов. – Сам виноват. Одинокая красавица в театре – идеальная мишень. Просто устал как собака. Думал выпить, а тебя за руль посадить…
– П-поздно, Димусик, – широко улыбнулась она.
И обратилась к подошедшей официанте в кокошнике:
– У в-вас тут есть «Мует и шандон»?
– Только «Советское», – буркнула девушка.
– Б-большой бокал!
– А мне воды, – вздохнул журналист. – И пирожков.
Выглядел Дима усталым, грустным и каким-то блеклым, что ли. Обычно (Митрофанова привыкла) во всех общественных заведениях на него неприкрыто глазели – и юные девы, и умудренные дамы. Но сегодня Полуянов пребывал (или ей казалось) на вторых ролях. Зато на скромную библиотекаршу в кофточке от «Миссони» с чужого плеча – поглядывали, ох как поглядывали!
И тут у Полуянова зазвонил мобильник.
– Половина двенадцатого, однако! – игриво упрекнула Митрофанова.
– Леночка? – сказал журналист трубке. – Ты где, у «Ёлок-палок»? Ну, заходи, я во втором зале.
– Решил отомстить?.. – начала Надя.
И опешила.
Потому что по залу, прямо к их столику, спешила нереальной красоты юница. Невероятной длины ноги в лосинах и летних сапожках, неприлично тонкая (будто нижние ребра удаляла) талия, пышная грудь рвется наружу из тонкой кофточки. Плюс русые волосы, огромные голубые глаза и совсем не глупенькое лицо. Катастрофа.
Красавица обиженно взглянула на Митрофанову и заворковала:
– Добрый вечер, Дмитрий, простите, что я так поздно.
Полуянов обернулся к библиотекарше, представил:
– Это Лена, моя стажерка. А это… м-мм… Надя.
То есть просто Надя. Никто. Не жена, не подруга. Вот бы сейчас сюда Фридель зашел!
Но, как назло, и те мужчины, что имелись, сразу перестали на нее посматривать. Перебросили восхищенные взоры на исчадье в лосинах. Один Полуянов с кислым лицом сидел. Произнес покровительственно:
– Садись, Лена. Есть некогда. Давай, рассказывай.
Девица покосилась на Надю, произнесла вполголоса:
– У меня важная информация. Можно э-э… при вашей спутнице говорить?
– Можно, – усмехнулся журналист.
Стажерка извлекла из сумочки-клатча несерьезный, весь в стразах, блокнотик и затараторила:
– Короче, я узнала, кто у Вики были подруги. Она их звала Натусик и Ирусик. Обе, как и покойная, 1988 года рождения. Жили в Васильково. У родителей Натусика дача была, Ирусик на постоянке.
– Фамилии? – Полуянов тоже достал блокнот – потрепанный, пухлый, обложка пробита пулей (память о командировке в Сирию).
Стажерка смутилась:
– Ну… Натусик и родители ее… они почти сразу после того, как Вику убили, оттуда уехали. Дом несколько раз перепродавался, так что…
– Понятно. Значит, так и осталось: просто Натусик, – недовольно хмыкнул Полуянов.
Леночка взглянула с мольбой:
– Зато Ира до сих пор там живет! И про нее я все знаю. Ирина Васильевна Забродина, улица Живописная, дом сорок семь.
– Чем занимается?
– Киндер, кирхе, кухен. Что там, в деревне, еще делать?
– Кюхе, – не удержалась, поправила Надя.
– Чего? – захлопала безразмерными глазами стажерка.
– Кухня по-немецки будет «кюхе», – ласково объяснила Митрофанова.
– Так я английский учу, – простодушно объяснила ей девушка.
«Зачем тогда по-немецки цитировать?» – рвался с языка едкий комментарий.
Но вместо него Надя позвала официантку и попросила пирожное – веселый шум от шампанского сменился в голове противной тяжестью, надо наконец закусить.
– Ты будешь пироженку? – спросил Полуянов свою стажерку.
Та округлила очи:
– Я вечером углеводы не ем. Если можно, имбирный чай.
– Пирожное, чай и счет, – подытожил журналист.
Обернулся к Леночке, похвалил:
– Молодчина. Поставлю тебя соавтором.
Та зарделась:
– Ой, спасибо! Так, может, мне тогда самой к этому Ирусику съездить?
– Сколько у нее детей? – уточнил Полуянов.
– Трое, – с готовностью отозвалась девушка. – И муж пьет.
– Нет, Леночка. Тогда лучше не надо, – улыбнулся Дима. Отеческим жестом потрепал ее по плечу, спросил:
– Ты как домой будешь добираться?
– Я за рулем, – удивилась девушка. – Вон, прямо рядом, под знаком поставила.
– Наглая ты! – покачал головой Полуянов. – А зачем на электричку денег просила, раз машина есть?
– Так на бензин потратила! – не растерялась красавица.
А Надя с удовольствием вспомнила, что пару раз мимо ресторана на медленном ходу проезжала машина-ловушка ЦОДДа.
Они с Димой проводили красавицу-стажерку до новенького «Мини-купера». Все мужское население ресторана глазело им вслед, и Надя с грустью осознавала: любуются, к сожалению, отнюдь не ее ногами.
– Хорошеньких ты себе помощниц набрал, – не удержалась она, когда маленькая машинка неумело, но нахально влилась в поток.
Вздохнула и добавила:
– А ко мне все какие-то старики клеются.
– Надя, не забывай, – приобнял ее журналист, – к тебе – клеются. А мы с Леной – работаем. Ладно, прочь шутки. Ты протрезвела? Способна воспринимать?
– Да все в порядке со мной.
– Тогда пошли. Прогуляемся. Я – в отличие от нашей смелой Елены – машину черт-те где поставил. У меня плохая новость. Готова?
И Надя вдруг (сама не поняла, с чего) ляпнула:
– Ты от меня уходишь?
– Митрофанова! – взвился журналист. – Как ты мне надоела со своими глупостями неуверенными!
– Значит, не уходишь?
– Нет, черт возьми, нет! Все гораздо хуже. Люсю, возможно, убили вместо тебя!
Надя вздрогнула. Пробормотала:
– С чего ты взял?
– С того, что на ней был твой плащ.
– Что?
– Ну, или точно такой же. Синий, с цветочками. Я на него претензий, как ты понимаешь, не предъявлял.
