Разумеется, никаких подходящих продуктов в папиных запасах не оказалось. Надя брезгливо выбросила муку с жучками, потом долго разглядывала аккуратно сложенную на нижней полке холодильника картошку. Выглядели корнеплоды пристойно, и для начинки очень даже подходили.
«Надя, забудь ты про пироги, привезла с собой кусок мяса – его и пожарь», – нашептывал здравый смысл.
Но Митрофанова уже завелась:
«Ерунда, сбегаю в сельпо!»
«Можно подумать, там дрожжи есть», – хихикнула логика.
Но дрожжи в сельском магазине оказались. Самые те, что надо – слипшиеся, старой «школы». Яйца, мука, масло тоже нашлись. Сумка получилась неподъемная. Тимофей Маркович (сосед напротив, тут, в деревне, ни от кого не скрыться) выглянул из своей калитки и сердито произнес:
– Зачем вы такие тяжести таскаете?
– Я пироги затеяла, – улыбнулась Надя.
– Пироги? Домашние?! – в голосе старичка задрожали тоскливые нотки. – А с чем делать будете?
– С капустой, с картошкой. Самый простой вариант.
Дедушка облизнулся. Или показалось?
«Испеку и для него», – великодушно решила Надя.
В отцовской духовке очень кстати нашлись два обычных противня и один размером поменьше, кругленький. В нем, удивительно, и пирог взошел лучше всего, прямо жалко отдавать.
Но Митрофанова мужественно переложила кулинарное творение на большую тарелку. Взглянула на кухонные ходики – Дима через час приедет, не раньше – и отправилась в соседский двор.
Калитка на сей раз оказалась заперта, пришлось звонить. Дринь, дринь. Никакого ответа. У Тимофея Марковича послеобеденный сон? Поздновато для сиесты. Или ушел? Надя отдалилась от калитки, попыталась заглянуть сквозь щель в заборе. Вроде какое-то движение на участке. Может, звонок только здесь, во дворе, звенит, а дома его не слышно?
Примостила тарелку с пирогом на старательно скошенную траву, взобралась на бетонную основу забора, заглянула во двор. Никого. Но в доме, за занавеской, мелькнула тень. Окно открыто. Митрофанова помахала рукой, крикнула:
– Тимофей Маркович!
Старичок выскочил во двор через секунду. Лицо – с удивлением разглядела девушка – презлющее. Кинулся к забору почти бегом, и вид такой, словно сейчас бить ее будет.
Она спрыгивать, прятаться не стала. Наоборот, широко улыбнулась. Произнесла:
– Тимофей Маркович, я вам пирожка испекла.
Он встал как вкопанный. Пробормотал:
– Ох, Надя. Испугали… Сейчас, сейчас, я калитку открою.
Когда впускал ее во двор, лицо уже совсем другое, морщинки лучатся улыбкой.
– Надечка? Неужели правда испекли? Вот не ожидал я, что кто-то обо мне позаботится.
Она протянула ему тарелку. Думала: дед обязательно позовет ее в дом, вместе пить чай. Но тот поставил кулинарный шедевр на ветхий садовый столик. И почему-то на входную дверь покосился. Словно боялся, что она будет проситься войти.
– Жаль, как жаль, что я… я только что поел… – как-то не очень уверенно произнес старик. – Но за ужином – ох и закачу я пир!
– Приятного аппетита.
– Ну… спасибо вам огромное.
Наде показалось: дедушка очень хочет, чтобы она поскорее ушла.
«Ничего, – весело подумала она, – за пирог бесплатный – потерпишь».
И спросила:
– Тимофей Маркович, вы ведь здесь старожил. Расскажите мне, пожалуйста. Что за история была? Когда-то давно, я так понимаю. Кого-то убили здесь в поселке?
– Убили? – глаза старика забегали. – Когда убили?
– Ну, я точно не знаю. Давно. Я тогда еще в школе училась, – Надя вспомнила мамино письмо. – Родители еще тогда детей-подростков на улицу перестали выпускать.
– Да, было что-то такое, – поморщился Тимофей Маркович. – Вроде хозяин дворца нашего, бандит, с дружками своими девчонку местную изнасиловал и убил.
– Какой бандит? Резо?! Так он ведь здесь и пожить не успел, – возразила Митрофанова.
– Ну, жить не жил, а приезжал часто. За стройкой своей смотрел, в бане попойки устраивал.
– Так его и посадили за это? – уточнила Надежда.
– Точно не скажу, – покачал головой старик. – Ему много чего пришили. А доказали, что это он девчонку, или не смогли – я не в курсе. Но у нас в деревне все его обвиняют.
– А где это случилось?
– Ну, в замке, разумеется. Тело там нашли.
Тимофей Маркович взял со столика пирог, понюхал, заявил:
– Нет, не удержусь. Прямо сейчас съем. Спасибо вам, Надечка. Я теперь ваш должник.
Схватил тарелку – и засеменил в дом. На ходу обернулся, крикнул:
– Калитку просто закройте, она сама защелкнется.
Митрофанова пожала плечами. Не то чтобы она ждала более бурных восторгов по поводу пирога. Но считала: попьют вместе чаю, поболтают о том о сем. А старичок заладил, как на допросе: «Не знаю. Не в курсе». Пугать, что ли, ее не хотел? Или просто (Надежда улыбнулась) настолько голодный, что не терпелось наброситься на пирог? И съесть его в одно лицо?
Она неторопливо пошла обратно к калитке. На ходу оглянулась. Тимофей Маркович наблюдал за ней из окна первого этажа. Тоже не слишком вежливо – будто присматривал, чтобы она ничего не стащила по дороге.
«Все, мой дорогой, – решила девушка. – Больше ты от меня пирогов не дождешься».
Она перешла дорогу. Отомкнула собственную калитку. Вошла во двор. И вздрогнула.
У забора справа, лицом на ее участок, стояла слепоглухая соседка. Руки вцепились в сетку-рабицу. Глаз под темными очками не видно, но Митрофановой показалось – Черемисова смотрит точно на нее.
– Здрасьте, – машинально пискнула Надежда.
Соседка не отозвалась. Митрофанова поежилась. Жутковато выглядело: яркое солнце, заливаются птицы. И фигура в черном, в темных очках. Руки с такой силой вгрызлись в забор, что побелели костяшки.
«Надо забор построить. Глухой, – подумала Надя. Покосилась на участок слева, откуда голосили куры, и закончила мысль: – Отгородиться от них обеих».
Хотела было быстренько проскочить в дом – но женщина в черных очках оторвала одну руку от забора и властно ей помахала. Значит, что-то видит?
Митрофанова сделала еще один шажок в сторону дома. И тогда Черемисова издала гортанный, каркающий звук, в котором Надя с трудом разобрала приказ:
– Пдйды.
«Сейчас глаза мне вырвет, – мелькнула мысль. – Фу, что за глупости лезут в голову!»
Она приблизилась к забору. Громко – очень громко – произнесла:
– Я вас слушаю.
Женщина поморщилась:
