В свою очередь Коста Мендес переговорил с советским делегатом, дабы убедить того воспользоваться правом вето. Он упирал на политику неприсоединения к блокам, приводил как доводы антиимпериалистические соображения, напоминал о поставках аргентинского зерна в Москву — в общем, тоже делал все возможное. Русские придерживались тенденции не разбрасываться правом вето, резервируя его только для резолюций, задевающих сугубо их интересы, однако в редкой для ООН атмосфере напряженности Коста Мендес «давил на все железку». В штабе Парсонза оценивали шансы советского вето как фифти-фифти: личное мнение Парсонза — 6–4 против. В данном случае русские воздержались. Набросанный Британией проект прошел голосование Совета Безопасности как резолюция 502.
Аргентина очутилась перед лицом требования «немедленного вывода» войск, за которым следовали указания обоим правительствам искать «дипломатического разрешения разногласий и полностью уважать цели и принципы устава Организации Объединенных Наций». Ссылка на устав имела ключевое значение, ибо позволяла Британии хвататься за принцип самоопределения как за козырь для жителей Фолклендских островов в дальнейших переговорах относительно их будущего. Кроме того, на основании статьи 51, она давала право защищаться, ибо: «… Устав ни в коей мере не затрагивает неотъемлемого права на индивидуальную или коллективную самооборону… до тех пор, пока Совет Безопасности не примет мер, необходимых для поддержания международного мира и безопасности». Статья, часто считающаяся воинственной, пользовалась особым расположением миссис Тэтчер на протяжении предстоящих недель.
Резолюция 502 оказалась пусть небольшим, но классическим пассажем в британской послевоенной дипломатии. Для многих в ООН отправка Британией в море оперативного соединения представлялась чрезвычайно излишней реакцией на этакий грешок Аргентины на антиколониальном поприще. Призвать в помощь Совет Безопасности, заполучить две трети голосов и избежать наложения вето, и все за сорок восемь часов — деяние, достойное уважения. Старший американский делегат назвал это «поразительным примером высочайшего дипломатического профессионализма». Даже миссис Киркпатрик, с трудом скрывавшая симпатии к Аргентине, позднее воспользовалась инцидентом для сравнения британской дипломатии с американским «дилетантизмом». Парсонз преподнес премьер-министру на блюдечке драгоценную победу еще до того, как оперативное соединение «поставило паруса». «Аргентинцам надо, — торжественно возвещала миссис Тэтчер всем, кто желал слушать, — всего лишь уважать резолюцию Совета Безопасности ООН 502». Кажется невозможным поверить, что политик ее уровня так ухватится за подобные перила, и потому-то, наверное, они стали тем более действенным подспорьем.
***
Группа по чрезвычайным ситуациям на Фолклендских островах при Министерстве иностранных дел, созданная под руководством несокрушимого главы южноамериканского бюро, Робина Ферна, пачками рассылала по посольствам за рубежом оправдательные бумаги. Не прошло и недели, как Австралия, Канада и Новая Зеландия выразили желание оказать поддержку. Новое правительство социалистов во Франции в особенности погрело душу Тэтчер быстротой своего выступления. Канцлер Германии Гельмут Шмидт, сильно недолюбливавший британского премьера, тем не менее лишь ненамного отстал от французов. Япония встала на сторону Британии. Даже коммунистическим государствам, похоже, не понравились способы выступления против колониализма по рецепту Аргентины. Китай рекомендовал осмотрительность. Россия первоначально держалась осторожного нейтралитета.
Более всего теперь Британия нуждалась в сотрудничестве по вопросам санкций, в особенности со стороны США и стран Общего рынка. В первую — в наипервейшую — очередь они касались продажи оружия. Не пустой звук, учитывая закупленные Аргентиной в Германии два фрегата, а также реактивные самолеты «Супер-Этандар» и ракеты «Экзосет» — во Франции. Оба заказа были немедленно заморожены, подтвердив резонность опасений более осторожных голов из стана составителей аргентинских планов, предлагавших повременить с вторжением до отгрузки товара продавцами. За выходные Британия наложила почти полный запрет на торговлю с Аргентиной и блокировала финансовые авуары Аргентины в Лондоне. Как бы там ни было, все эти достижения остались бы преимущественно символическими в отсутствие иностранной поддержки. В 1980 г. Британия импортировала из Аргентины товаров на £160 миллионов против £1 миллиарда импорта остальных государств ЕЭС.
Обычно Общий рынок проявлял себя как наиболее склонный к летаргии из всех дипломатических животных. В конце первой недели плавания оперативного соединения вокруг всюду маячили пасхальные огоньки, а потому сосредоточенная инициатива, способная на самом деле проделать дырки в карманах стран-участниц торгового альянса, представлялась практически немыслимой. Да еще к тому же по запросу Британии, взаимоотношения которой с ЕЭС в те времена заслуживали каких угодно иных определений, чем «хорошие». Во вторник, 6 апреля, старший дипломат Министерства иностранных дел, сэр Джулиан Буллард, прибыл в Брюссель для поддержки находившегося там второго лица, Билла Николла, — посол отсутствовал по случаю отпуска. Затем последовало лоббирование членов Комиссии Европейских сообществ и национальных представителей, весьма напоминавшее деятельность Парсонза в Нью-Йорке. Е Страстной пятнице, когда все уже мечтали поскорее очутиться в своих лимузинах, британцы выдвинули запрос: сначала заявление о политической поддержке, а потом — нечто более веское — пакет экономических санкций, в том числе шесть недель запрета на импорт и приостановка торговых преференций. Как в случае Нью-Йорка, так и Брюсселя нет особых сомнений, что оперативное соединение стало главнейшим фактором выдвижения вопроса на передний план.
Экономические санкции редко оказываются действенными, если вводятся с целью принудить то или иное правительство изменить твердо избранный им политический курс. Главная их ценность не финансовая, а политическая: эмфатическая акция — подчеркнутый мировой остракизм. Вряд ли Аргентина согласится уйти с Фолклендских островов на основании отказа Италии от ввоза ее кож. Однако, как и в случае голосования в ООН, Буэнос-Айрес был потрясен солидарностью европейцев и решительностью их ответа. Е тому же подобная реакция означала, что другие латиноамериканские государства дважды подумают прежде, чем дать втянуть себя в конфликт.
Фактически экономика Аргентины куда большим падением обязана автоматическим последствиям вторжения. В апреле 1982 г. она являлась одной из наиболее превысивших свою кредитную планку стран мира, обремененной международным долгом в сумме $32 миллиарда. Только у отдельных банков, включая Ллойдс и Нэйшнел Вестминстер в Лондоне и Морган Гарантия и Ситибэнк в Нью-Йорке, правительство назанимало сотни миллионов долларов. Займы носили коммерческий характер. На всем протяжении войны, и несмотря на замораживание аргентинских авуаров в Лондоне на сумму $1 миллиард, Аргентина тщательно старалась не объявлять дефолт по выплатам процентов. Но с момента вторжения ни один банкир не одолжил бы Буэнос-Айресу и цента. Данное обстоятельство послужило сокрушительным ударом по надеждам Галтьери на экономическое возрождение, поддерживаемое приобретением Мальвинских островов. Новый министр экономики, Роберто Алеман, как говорят, в отчаянии выразил желание уйти в отставку, но в ответ на такое выражение неповиновения его пообещали заставить делать свою работу насильно.
