Понедельник стал днем разъездов. Юэн Саутби-Тейлур с Клэппом и Томпсоном полетели на аэродром Брайз-Нортон выслушать рапорт майора Нормана и его морских пехотинцев, репатриированных после захвата в плен в Порт-Стэнли. Сидя в салоне VIP, они в темпе знакомились с подробностями. Где высадился противник? Каким военным снаряжением располагал? Какие соображения есть о его боевом духе? Какие оборонительные сооружения он готовил? Ответы немногое давали для будущего, кроме разве только общего впечатления, что первые из высаживавшихся на островах аргентинцев действовали высоко профессионально, тогда как следующие партии, пожалуй, показали себя заметно слабее. Пока они говорили, там же на аэродроме, но в другом месте подполковник Майкл Роуз провожал на остров Вознесения свой эскадрон «D» — шестьдесят шесть «настоящих «Лаймэных» бойцов САС плюс четырнадцать связистов
[142] и персонал поддержки с более чем 20 тоннами военного снаряжения, которое в 22-м полку САС поддерживают в состоянии постоянной готовности для операций в условиях чрезвычайных ситуаций.
Все выходные в Портсмуте, одном из крупнейших морских портов Британии, где весь горизонт так и заслонен башенными кранами и лесами мачт, толпы людей терпеливо наблюдали за колоннами грузовиков, заезжавших в ворота доков. Над загружавшими боеприпасы кораблями развевались красные флаги. Команды обслуживания на полетных палубах всего двух пригодных к боевому применению авианосцев Британии принимали эскадрильи «Си Харриеров» и вертолетов «Си Кинг» морской авиации. Когда же корабли, один из другим, стали отдавать швартовы и направляться к выходу из гавани, огромные толпы людей на берегу принялись выражать восторг, размахивая флагами и платками, прощаясь с моряками и желая им удачи. Команды выстроились вдоль бортов. Один «Си Харриер», словно бы венчавший полетную палубу «Инвинсибла», стоял закрепленный предусмотрительными моряками за оконечность «лыжного трамплина». Играли оркестры, плакали женщины. Так начинался уникальный эпизод в современной британской истории — по характеру своему этакий пережиток эдвардианской или даже викторианской эпохи
[143]. Многие из гражданских и немало военнослужащих выражали в приватных беседах огорчение по поводу организации столь гигантской операции, заставлявшей государство до крайности напрягать и без того ограниченные ресурсы по такому ничтожному поводу. И все же большинство считало, что, раз уж Галтьери отважился на вторжение, у Британии не осталось выбора — только отреагировать на выпад вооруженной рукой. Какой бы трагичной или гротескной ни выглядела данная экспедиция, она, несомненно, оправданно претендует на звание эмоционального момента. Британия осталась одной из трех или максимум четырех стран в мире, способных развернуть такого уровня операцию. Британцы отправлялись на войну так, как делали это обычно, — в спешке и в известном замешательстве, но преисполненные уверенности и чрезвычайной гордости. Сбор и отправка оперативного соединения стали сами по себе великолепным примером быстроты и сноровки. Даже самые закостенелые циники наверняка не остались безучастными к зрелищу, каковое являл надводный флот Королевских ВМС, который многие считали анахронизмом в эпоху субмарин с атомными двигателями, но который все так же выходил в плавание из портов, видевших Родни и Сент-Винсента, Нельсона и Коллингвуда
[144].
Большинство сотрудников штаба Джулиана Томпсона провели тот понедельник в тиши семейных очагов, пакуя вещи и прощаясь с близкими перед дальней дорогой. Во второй половине следующего дня, 6 апреля, им предстояло собраться на футбольном поле около казарм Стоунхауза, гигантского квадрата базы, выстроенной из кирпича еще в наполеоновскую эру, где размещалась штаб-квартира 3-й бригады коммандос. Джулиану Томпсону приходилось улаживать момент одного изменения, в последнюю минуту внесенного в план. В Нортвуде замыслили отбить Южную Георгию за счет применения небольшой отдельной штурмовой группы. Роте «М» 42-го отряда коммандос, наилучшим образом подготовленной к ведению боевых действий в горах и в арктических широтах, досталась задача вылететь на остров Вознесения под началом заместителя командира 42-го отряда, альпиниста и исследователя майора Гая Шеридана. Томпсон отдал распоряжения, а затем отправился на поле. Дул сильный ветер, небо обложили тучи, теплый девонский дождик сыпал непрестанно. На краю поля за происходившим следила стайка женщин.
Наконец со стороны моря раздался хорошо различимый тарахтящий звук моторов трех больших военно-морских «Си Кингов». Коммодор Клэпп, бригадир Томпсон с их штабными офицерами, сопровождаемые подполковником Майклом Роузом и горсткой ключевых представителей персонала поддержки, с вещами просунулись в сотрясающиеся чрева вертолетов. Они отправились в полет, чтобы посредине Ла-Манша высадиться на десантно-вертолетном корабле-доке «Фирлесс», вышедшем в плавание из Портсмута несколькими часами ранее. Машины сели на корме просторной полетной палубы. Пока команды крепили вертолеты с продолжавшими вращаться перед остановкой винтами, пассажиры шествовали по сходным трапам мимо штабелями уложенных ящиков и прочего имущества в переполненные жилые отсеки, где им предстояло прожить следующие три месяца. Саутби-Тейлур оборудовал себе постель в запасной ванне. Томпсон отправился на встречу с командиром судна, кэптеном Джереми Ларкеном. Как моряки, так и морские пехотинцы — все чувствовали себя измотанными после сумасшедших дней приготовления к плаванию. Команда находилась несколько не в своей тарелке из-за недавнего показа по телевидению кадров, запечатлевших родных и близких военнослужащих ВМС, со слезами на глазах провожавших флот на пирсах.
Штаб бригады не получил каких-то особых распоряжений кроме команды выйти в море и приступить к обдумыванию способов высадки на Фолклендских островах. В случае если дойдет до войны, как прекрасно осознавал Томпсон, для ВМС существовал немалый риск проиграть. Поддержка с моря являлась ключевым фактором для обеспечения победы, но в конечном счете только его десант мог действительно вернуть Фолкленды Британии. Той ночью штаб морской пехоты — за вычетом страдавших от морской болезни — собрался в дневной каюте бригадира на первую из многих трезвую дискуссию по поводу складывавшейся обстановки и возможных действий в ее рамках.
***
Трое суток спустя, в Страстную пятницу, посреди такого же разгула страстей, как тот, что сопровождал отправку в плавание авианосцев, 3-я бригада коммандос вышла в море из Саутгемптона на борту лайнера «Канберра». Макс Хейстингз, стоявший у ограждения и слушавший доносившиеся с пирсов звуки «Правь, Британия!», увидел, как матросы отдают швартовы, затем случайно поймал замечание, вылетевшее у офицера морской пехоты: «Теперь я знаю, что все всерьез. Как может страна отправить нас на войну под гром оркестров, а потом просто так вернуть обратно без каких-то достижений?» И все же кругом, в том числе и в главном командовании, было полным-полно людей, считавших, будто Британия попросту устраивает большую военную демонстрацию. Но теперь нам представляется возможным пронаблюдать за обстоятельствами, последовавшими после отправки в море оперативного соединения и названными одним командиром «мрачной политической неизбежностью». Коль скоро великий механизм пришел в движение, остановить его смогла бы только самая изумительная перемена настроения в Буэнос-Айресе.
