– Я тебе не только говорил. Я тебе обещал приличный пакет акций своего предприятия, если ты сможешь достать ту вещицу… ты станешь по-настоящему богатым человеком.
– Я смогу, смогу! – заторопился человек со шрамом. – Дайте только время…
– Время, время! – Узкое загорелое лицо перекосилось, волчий оскал стал еще заметнее. – Я же говорил тебе, что времени у нас нет! Скоро акции «Колтеко» будут выброшены на рынок, и, если к тому времени у нас не будет той вещицы, ими можно будет подтереться! Они будут стоить не больше туалетной бумаги!
– Мы достанем, достанем ее!
– Не мы – ты достанешь! Иначе можешь поставить крест на своем будущем. Пока от тебя и твоих людей никакой пользы – одни расходы и пустая болтовня.
– Вот не надо этого! – взвился человек со шрамом. – Вы приехали сюда как турист, не имея понятия, что здесь происходит! А у нас здесь такое зверье водится – за копейку прирежут! И я с этими людьми умею находить общий язык. Да вы бы без меня здесь и дня не продержались! Вы там живете в раю и не имеете понятия о реальной жизни!
– Что?! – Загорелый перегнулся через спинку сиденья и прожег своего собеседника взглядом. – Ты меня будешь пугать?
В его руке вдруг оказалась маленькая плоская коробка, он поднес ее к лицу человека со шрамом и прошипел:
– Знаешь, кто у меня здесь? Колололо, черная гусеница! Если я открою эту коробочку, она залезет в твое ухо и отложит там яйца, из которых выведутся личинки, которые выедят твой мозг! Ты будешь меня пугать здешними уголовниками? А ты знаешь, кто такие мау-мау? Знаешь, как они убивают врага и что они потом делают с его сердцем? Ты знаешь, как людоеды-нгада расправляются с должниками? Ты знаешь, зачем бхуту отрезают ноги тубутху? Ты видел десятилетнего мальчишку, который уже отрезал голову десятку врагов? Ты знаешь, почему у меня такой странный голос?
– Не… не знаю… – проблеял человек со шрамом, не спуская глаз с коробочки.
– Потому что полевой командир армии архангела Михаила – представь, какая ирония! В этой армии – самые жуткие головорезы! – Так вот, захватив меня, он засунул мне в горло скорпиона. К счастью, как раз в это время подоспели мои друзья и вырезали скорпиона десантным ножом. Вместе с голосовыми связками. А того командира скормили крокодилам. Да это ты живешь в раю, а я пришел сюда прямиком из ада! И там, в аду, есть только один бог – колтан!
– Уберите… уберите это… – прошептал человек со шрамом, глядя на коробочку.
– Уберу… пока. Но смотри у меня, если завтра этот твой сержант ничего не выяснит, придется тебе самому заниматься девчонкой. Мне плевать, чем ты его держишь и что с ним сделаешь, эта вещь должна быть у меня в течение двух дней!
На следующее утро Николай Соловьев пришел на работу раньше всех. Даже раньше секретарши начальника Маргариты Ивановны.
– Что это ты так рано? – спросил дежурный на входе в отделение. – Бессонница, что ли?
– Ага, бессонница! – отмахнулся от него Николай. – Курить бросил и теперь спать не могу!
– А я тебе всегда говорил – от здорового образа жизни одни неприятности.
Не заходя в свой отдел, Николай отправился в подвал, где находилось несколько камер предварительного заключения.
Перед входом в подвал клевал носом его знакомый, сержант Сидорчук.
– Солдат спит – служба идет? – приветствовал его Николай.
– А? Что? Здравия желаю, товарищ майор! – вскрикнул спросонья Сидорчук, вскочив со стула.
Тут он окончательно проснулся, узнал приятеля и замотал головой, как будто вытряхивая из ушей остатки сна.
– Это ты, что ли, Колян? А я испугался, мне померещилось, что начальник пришел!
– Спать не надо на посту, тогда и не будут кошмары сниться. На посту положено бдеть и строго соблюдать устав.
– А ты что пришел-то?
– А тут к тебе ночью задержанного привезли. Индюков, он же Толстый Вовчик. Так вот, мне с ним поболтать нужно. Кое-какие важные вопросы нужно задать.
– А тебя что, в следственную перевели? – завистливо спросил Сидорчук.
– Не то чтобы перевели, но шанс имеется, – с загадочным видом ответил Николай. – Особенно если мне его удастся разговорить…
– Ух ты! Везет же некоторым.
– Короче, в какой он камере?
– Вообще-то в четвертой, но ты же знаешь, Колян, – без приказа не положено.
– Серый, мы же с тобой старые кореша! Я же говорю: если сумею его разговорить, мне повышение светит!
– Ладно, дружба есть дружба. – Сидорчук взял со стола связку ключей и пошел по коридору.
– Вот она, четвертая камера. – Он остановился перед железной дверью, выкрашенной унылой темно-зеленой краской. – Только если что… я ничего не знаю.
– Не знаешь, не знаешь, – успокоил его приятель.
Сидорчук вставил ключ в скважину, повернул, с тяжелым скрипом открыл дверь и отступил в сторону:
– Пожалуйста, твой Индюков! Когда поговоришь – стукни в дверь, я открою.
Соловьев шагнул в камеру… и тут же попятился.
– Матерь Божья… – проговорил он неожиданно севшим, как от простуды, голосом.
– Что такое? – забеспокоился Сидорчук.
– А ты сам-то посмотри…
Сидорчук заглянул в камеру и проговорил то же самое, что перед этим Николай.
Заключенный Индюков, он же Толстый Вовчик, сидел на табурете лицом к двери, привалившись спиной к стене камеры. Он широко улыбался, но улыбка у него была странная.
Если хорошо приглядеться, можно было понять, что эта улыбка находится как бы не на своем месте. А если приглядеться еще лучше – становилось ясно, что никакая это не улыбка, а перерезанное от уха до уха горло.
– Матерь Божья! – повторил Николай и повернулся к Сидорчуку: – Серый, к нему кто-нибудь заходил?
– Никто, – ответил Сидорчук очень тихо. – Как привезли его сюда ночью, так никто сюда и не заходил. И дверь была заперта – ты ведь сам видел.
– Видел… – подтвердил Николай, – а только что же это делается… И во что же это я влип по самое не могу…
– Ты влип? – высоким срывающимся голосом заговорил Сидорчук. – Да ты-то тут при чем? Это мне начальство сейчас вставит такую клизму! Такую клизму, что из ушей польется!
– Серый… – Николай был очень серьезен, – ты меня знаешь, трепаться я не стану. Но ты уверен, что ночью никто сюда не входил?
– Сам посуди, – Сидорчук заговорил тихо, – входная дверь была закрыта, так? И камера заперта, так?
– Все так, – согласился Соловьев, – но ведь не сам же он себе горло перерезал? И главное – чем? Орудия преступления никакого рядом нет. Ты, может, заснул?
– Ага, заснул. И во сне все двери открыл и его прирезал, – согласился Сидорчук, – а потом нож выбросил и дальше спать лег. Ты, Колян, в уме? Как такое может быть?
