Временно исполняющий обязанности водителя тягача бульдозерист Санников бессмысленно метался по военному городку, за каковым занятием и был пойман комбатом Широковым.
– Ну что же ты, Санников, – сказал комбат.
– А я – что?! – взмолился бульдозерист.
– Вижу, что ничто, – сказал комбат. – Пойдем.
Тягач лежал на своем излюбленном месте чуть в стороне от взлетки.
– Ну что же ты, Катька, – сказал ему комбат.
Катька в ответ издал жалобный вздох.
– Может, позвонить в питомник? – осторожно спросил Санников.
– Успеем, – сказал комбат.
Питомник был далеко, пока оттуда до аэродрома доберутся, Катька три раза загнется. А главное, если директор услышит, что Катька уже месяц без каюра и управляет им бульдозерист… Комбат предпочел бы, чтоб в питомнике узнали об этом как можно позже или не узнали вовсе. Нажалуются в Москву, что срываешь эксперимент, отдувайся потом, рассказывай, как ты скрыл чрезвычайное происшествие, и раскаивайся. Без покаяния нет прощения, это армия, сынок. Каяться Широков не любил, потому что не любил грешить, он был правильный комбат, но вот черт попутал.
Месяц назад Катька мирно пасся тут поблизости, а каюр валялся на брезенте, наслаждаясь коротким северным летом, и самым беспардонным образом заснул. Он продолжал спать, когда запросил посадки легкий самолет «Арктикнефти», и не проснулся, когда тот выкатился с полосы. Катька среагировал, бросился спасать каюра, но буквально на секунду опоздал: самолет уже наехал человеку на ноги и сломал их. После чего Катька поломал самолет. То есть он поддел его головой, поставил на хвост и кувыркнул. Пилот с перепугу навалил в штаны, и это отчасти сгладило общий идиотизм случившегося. Очень помогло наладить диалог в конструктивной плоскости. Отец горе-пилота занимал высокое кресло в правлении концерна «Арктикнефть», сынка на аэродроме принимали только благодаря теплой личной просьбе, но папаша забыл сказать отпрыску, что аэродром не его собственный и, вообще, главный тут – комбат. Сынуля, даром что ему было годков под сорок, успел всех задолбать своей детской непосредственностью, общаясь с персоналом через губу. А вот как у него из штанов потекло, да еще задавленный человек лежит и страшно ругается – стал прямо образцовым джентльменом.
Летное происшествие замяли, каюру было обещано столько денег, сколько не заработает за всю жизнь, переломы оформили, недолго думая, как бытовую травму. Каюр предложил версию «попал под мамонта», но комбат сказал, что тогда сам его задавит еще два раза.
Комбат за Катьку задавил бы кого угодно. У них с мамонтом были высокие отношения: Катька мыл машину Широкова, причем бесплатно – ему, похоже, просто нравился цвет авто, яблочно-зеленый. Другим офицерам мамонт тоже устраивал автомойку, но строго за гонорар в размере одного яблока.
Сошлись на том, что каюр ремонтировал трейлер-мамонтовоз, а тот сорвался с домкрата. Никакого мамонтовоза у Катьки не было и в помине, он прибыл к месту службы пешим ходом, совершив дальний марш по родной Чукотке. Но в документах трейлер присутствовал, ведь бульдозеры не катаются сами за много сотен километров, а по тем же документам мамонт значился именно бульдозером. Он работал на аэродроме в порядке эксперимента, в целях «установления пригодности», а разрешение выбили через замминистра обороны лично – кажется, тот с директором питомника в одном полку служил или вроде того. И оформили мамонта как технику, во-первых, чтобы не оправдываться перед кучей инстанций за провал опыта, буде тот провалится, а во-вторых, ради секретности, пропади она пропадом. Ибо чем позже вероятный противник узнает, что мы завели на аэродроме биологическое оружие, тем лучше.
Переломы у каюра оказались сложные, его отправили на материк, а Катька остался сам по себе. Должности «проводник служебного мамонта» в номенклатуре Министерства обороны не существовало, каюра взяли на контракт специально для Катьки, как независимого эксперта, и оформили бульдозеристом. Чтобы найти замену, надо либо дозвониться до замминистра и рассказать, какая случилась хреновина, – от одной мысли об этом у комбата волосы пониже спины вставали дыбом, – либо самому найти специалиста. Да, на Чукотке отыскать безработного каюра для мамонта в принципе реально, но это долгая история. Вдобавок тут проблемы со связью и транспортом. Пока найдешь да уговоришь, много воды утечет. Ну и любой здешний каюр так или иначе связан с питомником «Звезда Чукотки». Проболтается ведь, зараза… Еще раз заглянув в те самые документы, комбат вызвал бульдозериста Санникова. Тот дослуживал контракт, но контракт еще не кончился, а вот бульдозер – уже. Поговаривали, Санников его нарочно доломал.
– Ты же якут, – сказал комбат.
Санников поежился, заподозрив неладное.
– И каюр наш якут, и были вы с ним не разлей вода, два раздолбая. И болтали, мол, настоящие мамонты – якутские, а чукотские – фигня. Да? И ты на мамонте еще во-от такой катался. Говорил?
– Това-арищ командир… – заныл Санников.
– Я забуду, отчего каюра разморило. Вы с ним водку пили в служебное время. И тебя не задавило тем же самолетом, потому что ты пошел за добавкой. Это я тоже забуду. Катька тебя давно знает, относится хорошо… короче – принимай аппарат, как говорится.
– Да что же я… – начал было Санников.
– Ты – ничто, – отрезал комбат. – Либо берешь мамонта и спокойно на нем дослуживаешь до января, либо я тебе устрою такое закрытие контракта, которым здесь в ближайшие сто лет будут пугать детей.
Санникову вручили служебное имущество каюра: паспорт на тяжелую биологическую систему Звезда Чукотки Катерпиллер, инструкцию-памятку «Эксплуатация мамонта в условиях Крайнего Севера» за авторством П. Омрына, управляющий свисток и громадный спецпистолет для аварийного забоя животного, буде оно вдруг с ума сойдет. При ближайшем рассмотрении пистолет оказался строительным, без патрона и даже без гвоздя.
– Не дрейфь, мамонт это тот же бульдозер, только лучше, – напутствовал комбат.
Ему очень не хотелось передавать Катьку такому раздолбаю, но больше свободных людей не было; потом, мамонт и правда хорошо знал якута.
– Да я что… – сказал Санников и развел руками.
Он ничего не имел против Катьки, тот ему даже нравился – как всем нравился, Санникову просто обрыдло служить. В мечтах он видел себя не скучным военным бульдозеристом, а веселым гражданским бульдозеристом, фартовым парнем, который горы сворачивает одной левой и ни перед кем не обязан брать под козырек.
Катька по каюру не особенно горевал, бульдозериста принял легко и слушался охотно. За неделю Санников вполне освоился и начал, сам того не ожидая, с некоторым даже огоньком участвовать в хозяйственной жизни аэродрома. Мамонт здесь трудился и тягачом по мелочи, и погрузчиком того-сего, и подметальщиком рулежной дорожки, и действительно легким бульдозером, для чего имелся набор отвалов, ковшей и скребков разной формы. Замки на всех этих аксессуарах были так хитро устроены, что Катька мог без помощи человека и цеплять инструмент на бивни, и освобождаться от него. Вскоре Санников пришел к выводу: не будь Катька мамонтом, его можно бы и к самостоятельной работе допустить. А нельзя этого делать по одной-единственной причине: Катька, видите ли, животное. Ну что за ерунда?
