Так вот, Дэйзи было в то время девять лет или почти девять – ее еще можно было считать ребенком, который требовал от Мэгги немалых забот. На самом же деле Дэйзи вбила себе в голову, что пора и ей становиться самостоятельной. Она всегда была развитой не по годам. Еще совсем девчушкой Айра называл ее Малышка Леди, потому что она и тогда была зрелой и замкнутой, а по маленькому личику Дэйзи было видно, что у нее обо всем имеется собственное мнение. В тринадцать месяцев Дэйзи сама научилась пользоваться горшком. Учась в первом классе, она вставала по будильнику на полчаса раньше всех в доме и каждое утро тихо спускалась вниз, чтобы покопаться в постиранной одежде и выбрать самую подходящую. Уже тогда она гладила лучше Мэгги, ей нравилось быть опрятной и носить тщательно подобранные цвета. Теперь же она словно перескочила в ту пору жизни, в которой внешний мир становится важнее семьи. Обзавелась четырьмя очень серьезными подругами-единомышленницами, и одной из них стала Лавиния Мерфи, чья мать была самим совершенством. Совершенная миссис Мерфи возглавляла школьный родительский комитет, проводила кампании по сбору средств путем распродаж печенья домашней выпечки и (поскольку она нигде не работала) располагала временем, чтобы возить девочек по всякого рода культурным мероприятиям и устраивать чудесные «ночные девичники» с поисками сокровищ. Весной 78-го Дэйзи практически жила в доме Мерфи. Мэгги возвращалась с работы домой, звала: «Дэйзи?» – но дом молчал, а на книжной полке гостиной ее поджидала записка.
Впрочем, однажды она вернулась с работы и дом предстал перед ней не безмолвным, а шепчущим, точно заговорщик, Мэгги почувствовала это, едва войдя, а наверху дверь в спальню Джесси оказалась закрытой. Она постучала. После испуганной паузы Джесси отозвался: «Секунду». Мэгги услышала шорохи, шепоты. Он вышел, ведя за собой девушку. Ее длинные светлые волосы были растрепаны, губы казались помятыми. Не подняв глаз, она скользнула мимо Мэгги и пошла за Джесси вниз по лестнице. Мэгги услышала, как открылась парадная дверь, как Джесси негромко попрощался с девушкой. Когда он вернулся наверх (без всякого стыда направившись прямо к Мэгги), она сказала, что мать этой девушки, кем бы та ни была, ужаснулась бы, узнав, что ее дочь проводит время наедине с молодым человеком, да еще в его спальне. А Джесси ответил:
– Нет, ее мама живет где-то в Пенсильвании. Фиона остановилась здесь у своей старшей сестры, а у нее нет никаких возражений.
– Зато у меня есть, – сказала Мэгги.
Джесси спорить не стал, и девушка в доме больше не появлялась. По крайней мере, Мэгги, возвращаясь каждый вечер, ее не видела. Хотя кое-что чувствовала, определенные улики у нее имелись. Она заметила, что Джесси стал уходить чаще, что возвращается он, о чем-то думая, что его короткие побывки дома отмечены длинными конфиденциальными разговорами по телефону наверху, и, снимая трубку, Мэгги неизменно слышала один и тот же девичий голос – мягкий и вопрошающий.
Работу он в конце концов нашел – на оберточной фабрике, что-то связанное с транспортировкой – и принялся подыскивать квартиру. Главная беда состояла в том, что арендная плата была высокой, а его зарплата крошечной. Вот и хорошо, говорил Айра. Теперь ему, может быть, придется столкнуться с кое-какими суровыми фактами. Мэгги хотелось, чтобы Айра заткнулся. «Не волнуйся, – говорила она Джесси, – что-нибудь да подвернется». Шел к концу июнь. В июле Джесси все еще жил дома. И в одну августовскую среду он, убедившись, что, кроме Мэгги, хлопотавшей на кухне, в доме никого нет, уведомил ее, очень спокойно и прямо, что, похоже, наградил одну свою знакомую неприятностями.
Воздух в комнате вдруг стал странно неподвижным. Мэгги вытерла руки о фартук. И спросила:
– Ты говоришь о той, о Фионе?
Он кивнул.
– И что теперь? – осведомилась Мэгги. Она была так же спокойна, как Джесси, – и сама себе удивлялась. Как будто все происходило с кем-то другим. А может быть, она бессознательно ожидала этого. Может быть, это давно уже подбиралось к ним, как ледник, надумавший обрушиться на их головы.
– Об этом мне и нужно поговорить с тобой, – сказал Джесси. – Понимаешь, я хочу одного, а она другого.
– Чего же ты хочешь? – спросила Мэгги, думая, что ответ ей известен.
– Я хочу, чтобы она сохранила ребенка.
Услышанное отложилось в ее сознании не сразу. Даже само слово «ребенок» казалось в устах Джесси неуместным. Почти претенциозным – на ужасный манер.
– Сохранила? – повторила она.
– Думаю, мне надо начать искать квартиру для нас троих.
– Ты хочешь жениться?
– Верно.
– Но тебе же нет восемнадцати, – сказала Мэгги. – И девушке, готова поспорить, тоже. Вы слишком молоды.
– У меня день рождения через две недели, ма, а у Фионы немного позже. В школе ей не нравится, она пропускает половину уроков и тусуется со мной. Кроме того, я всегда мечтал иметь малыша. Это в точности то, что мне нужно: получить что-то свое.
– Что-то твое?
– Просто надо найти работу, за которую больше платят, вот и все.
– Джесси, у тебя уже есть свое – целая семья! О чем ты говоришь?
– Это другое, – сказал Джесси. – Я никогда не чувствовал… не знаю. В общем, я начал искать работу, которая принесет больше денег. Понимаешь, малышу необходимо много всякого снаряжения и так далее. Я составил список по доктору Споку.
Мэгги изумленно уставилась на него. Единственный пришедший ей в голову вопрос был таким:
– Где это ты раздобыл доктора Спока?
– В книжном магазине, где же еще?
– Ты пошел в книжный и купил книгу об уходе за малышами?
– Конечно.
Это был самый большой сюрприз из всех прочих. Она и представить себе такого не могла.
– Я много чего узнал, – сказал он. – По-моему, Фионе следует кормить ребенка грудью.
– Джесси…
– А еще я нашел в «Журнале домашнего хобби» чертежи, по которым можно сделать колыбельку.
– Милый, ты не знаешь, как это трудно. Вы и сами-то еще дети! Тебе нельзя брать на себя младенца.
– У меня к тебе просьба, ма. Серьезная, – сказал Джесси. Рот его словно заострился по углам, так бывало, когда что-то пробуждало в нем сильные чувства.
– Какая просьба? – спросила Мэгги.
– Мне нужно, чтобы ты поговорила с Фионой.
– Что? О чем?
– Скажи ей, что, по твоему мнению, ребенка необходимо сохранить.
– Ты о том, что она хочет отдать его на усыновление? Или… ммм… прервать беременность?
– Ну, она говорит об этом, однако…
– О чем именно? – спросила Мэгги.
– О втором.
– Ага.
– Но на самом деле она этого не хочет. Я знаю, что не хочет, – сказал он. – Все дело в том, что она упряма. И похоже, ждет от меня самого худшего. Уверена, что я непременно, ну, типа, брошу ее. Первое время она даже не говорила мне ничего – представляешь? Скрывала от меня! Несколько недель промучилась, а мне даже не намекнула ни о чем, хоть мы и виделись каждый день, почти каждый. А когда тест дал положительный результат, что она сделала? Попросила у меня денег, чтобы избавиться от ребенка. Я говорю: «Ты не пропустила несколько обычных шагов? Куда подевалось „Что ты думаешь, Джесси?“ и „Какое решение нам с тобой следует принять?“ Ты не хочешь дать мне хоть какие-то шансы?» – спрашиваю я. А она отвечает: «Шансы на что?» «К примеру, на женитьбу, – говорю я. – Бога ради, как насчет того, чтобы я взял на себя положенную ответственность?» И она говорит: «Не надо оказывать мне услуг, Джесси Моран». Я говорю: «Услуг? Речь идет о моем сыне». А она: «О, тут у меня никаких иллюзий нет…» Вот так она начинает разговаривать, когда на нее высокомерие нападает. У меня нет иллюзий, говорит. Я поняла, что ты такое, как только тебя увидела. Сам себе господин, говорит, лидер хард-рок группы. Можешь не объяснять мне, кто ты. Как будто нарисовала мой портрет по трафарету. Я хочу сказать, откуда у нее такие представления обо мне? Не из чего-то, что произошло в нашей жизни, можешь мне поверить. Ну я и говорю: «Нет, денег я тебе не дам, нет, сэр, ни в коем разе», а она отвечает: «Этого мне и следовало ожидать» – как будто нарочно понять меня не хочет. Ненавижу, когда себя так ведут, нарочно изображают жертв да мучеников. Могла бы и догадаться, говорит, что от тебя даже такой мелочи, как плата за аборт, не дождешься. Вот и произнесла это слово, как будто хлестнула им по воздуху. Я несколько секунд даже сказать ничего не мог, ей-богу. А потом говорю: «Проклятье, Фиона…», а она: «Ладно, хорошо, отлично, можешь еще и проклясть меня ко всему в придачу», а я…
