Маг и вправду замолчал. Он сидел на валуне совсем близко, метрах в трех от меня, и я вдруг осознала, что почти не замечаю его магии. Нет, перламутровые всполохи продолжали появляться на одежде и волосах Слэйто. Они все так же шустрыми змейками срывались с его кожи или с зеленого сукна камзола и растворялись в вечернем воздухе подобно пару. Вот только они уже не раздражали и не притягивали взгляд ежесекундно.
Первое время после Взрыва смотреть на магию мне было неприятно почти до физической боли. Даже на свою собственную темно-фиолетовую ауру. Каждый гость токана, приносивший еще немного магии, был сродни выпавшей реснице, которая царапала глаз. Я видела магию и страстно хотела от нее избавиться раз и навсегда.
Но вот уже более двух недель я путешествую с воплощением светлой силы, не просто носителем тихой магии, как у меня самой, а с настоящим магом. И ничего, привыкла.
Внезапно Слэйто заговорил:
– Наверно, я все-таки расскажу тебе одну историю из моего детства. Считаю, что это важно. Так ты лучше узнаешь меня и, может, начнешь лучше понимать некоторые мои поступки. Мне бы не хотелось, чтобы ты считала меня бездушным чудовищем.
Я ничего не ответила, лишь пожала плечами. Валяй. Но ему не требовалось мое согласие. Он приподнял свои аристократические кисти с тонкими и холодными, как лед, пальцами и посмотрел на них.
– В моей деревне жили на удивление злые мальчишки. Нормальные, здоровые крестьянские бычки, на которых нужно пахать. Но зараженные не ясной мне даже сейчас злобой. Мои глаза, моя внешность, увлечения, которые я перенял от матери, – все это словно спать им не давало.
Однажды один из них, Раске, рассказал другим, что все жители Тилля, откуда родом мой отец, воры, убийцы и насильники. Что это раса преступников. И меня начали дразнить: Тилльский Вор, Тилльский Бандит, Тилльская Мразь… Привязалось почему-то именно последнее прозвище, которое вскоре мальчишки сократили просто до Мрази.
Слэйто говорил, а я пыталась разглядеть в его фигуре и лице хоть что-то, что подсказывало бы, что он мерзавец. То, что происходило между ним и Аэле, было похоже на роман для изнеженных дворянок. Прекрасная девица без памяти и красавец-маг, увлекающий ее в опасное путешествие. Только истина была страшнее. Я не сомневалась, что Слэйто опасен. Пускай сейчас на камне передо мной сидел простой парень, рассказывающий, как над ним издевались в детстве.
– Прозвище меня мучило. Не столько само слово, сколько то, что сверстники считали, что и мой отец, и я – чужаки из страны беззакония. Отец почти порвал с Тиллем, из всех тридцати пяти лет, что ему было отпущено судьбой, более двадцати он прожил в Королевстве. Что до меня, то я родился на севере нашей страны и в ту пору вообще не покидал ее пределов.
Итак, меня звали Мразью, мне уже исполнилось четырнадцать, и я был восторженным подростком, читавшим слишком много книг для обитателя маленькой деревни. Рассказы о приключениях вредны для неокрепшего ума. Они позволяют думать, что существует некая высшая справедливость. И что если не пасовать перед трудностями и не трусить, то можно ее добиться. Поэтому я решил мстить своим обидчикам.
Грубой силой я не обладал и не мог поколотить даже самого слабого паренька из банды Раске. Поэтому решил использовать свой ум и придумал план, к воплощению которого тщательно готовился пару месяцев. Осуществить свою каверзу я решил в Весенний праздник Кашми-хлебопашца. Знаешь этот деревенский обычай? Когда все работы в поле окончены, и крестьяне ждут, что молодые побеги примутся в рост, чтобы дать богатый урожай.
– Я выросла на юге, – сказала я и вышла из ручья. Присев на песок, где посуше, пояснила: – У нас лето круглый год, и круглый год сеют и снимают урожай. Если есть кому сеять, разумеется. Последнее время крестьяне, знаешь ли, воюют.
– Вы многое потеряли, – заметил Слэйто, чьи глаза, казалось, глядели сквозь меня. – Весенний праздник Кашми – это чудесный обычай. Вся деревня собирается на вечерние танцы. Хозяйки соревнуются, кто испечет самый большой или самый вкусный пирог. Девушки плетут венки из полевых трав, а парни надевают лучшие рубахи.
На последнем слове он осекся и начал рассматривать вышивку на вороте своего камзола. Интересно, как давно Слэйто носил деревенскую рубаху? Представить подобную ему зверушку среди деревенских бычков было немыслимо. Он был создан для воздушных сорочек с кружевами, а не для льняных рубах грубого кроя.
– Этот праздник всегда заканчивается срыванием венков. Об этой-то традиции ты слышала? Нет? Ну так вот, под вечер девушки снимают с себя венки и вешают их на длинные шесты. А парни должны распознать венок понравившейся каждому девушки, в прыжке сорвать его и потом отдать избраннице. После этого пара может уединиться для более интересных дел, чем танцы.
– И все это до свадьбы? – не поверила я.
– На севере все немного иначе, Лис. Там зимы суровее, люди более жестоки, да и живут они меньше. Какой смысл ограничивать молодежь, которая вся полна любовными соками, от естественного хода вещей? Страсть ведет к появлению детей, а дети – это продолжение рода и новые рабочие руки в доме. Может быть, в замках и городах все происходило иначе. Но в деревнях выходу пара, накопившегося в юных телах за посевную пору, не мешали. Поэтому и придумали ритуал срывания венков.
В этой традиции было заложено куда больше смысла, чем во всяком сводничестве. Если девушка благоволила юноше, она ему сообщала, из каких цветов сплетет свой венок и крепила его на шест не очень высоко. Гордые красавицы поднимали свои венки на три метра, дурнушки чуть ли не на землю их клали в надежде, что хоть кто-то возьмет их цветы.
Вот именно этот праздник я и решил испортить для Раске и его товарищей. Дорога от деревни к лугу, где проходило гуляние, вела через небольшую речушку, полную тины. Я знал, что именно этим путем пойдут те, кто травил меня каждый день. В самой нарядной одежде, в надежде на то, что сегодня каждый сорвет венок самой красивой девушки. Раске тогда обхаживал Нелли, юный бутончик из тех, что расцветают в северных деревнях. Она почти уступила его ухаживаниям, и на празднике он собирался сорвать не только венок с шеста, но и цветок ее невинности.
– Ты рассказываешь историю, словно старая дева. Что за выражения такие – цветок ее невинности? – засмеялась я.
Слэйто искренне улыбнулся:
– Ты права. Просто столько лет прошло с той поры. Я постарел, и мне хочется добавить немного пышности своим речам. Так или иначе, Раске и его сотоварищи шли через мост в своих новеньких чистых нарядах. Старые опоры моста не составило труда подпилить, но этого мне было мало. Целую неделю я убирал хлев у старика Пошше, не требуя оплаты. Зато собрал такую отменную кучу дерьма.
Он засмеялся. А я с удивлением отметила, что сейчас его смех был естественным. Сколько раз я замечала его притворство и наигранные эмоции, но только теперь маг был честен в своем веселье. Даже черты его лица разгладились и изменились, исчезла аристократическая надменность. Я почти видела за этими тонкими губами и узким разрезом глаз деревенского мальчика, собирающего со мстительной радостью навоз.
