Даже я, привыкшая самоуверенно преодолевать любое препятствие, растерялась. Только сейчас в голове возникла назойливая мысль: «Ты ничего не знаешь о Поглощающих, Лис. Ничего». Теперь путешествие по Перешейку не выглядело забавной авантюрой. Я сунулась в нору к абсолютно незнакомому мне дикому зверю.
* * *
С каждым шагом я приближалась к паранойе. Чем дольше я ждала нападения, тем сильнее меня пугал каждый шорох и стук на ветру. На второй день после ночевки под пасмурным дневным небом пали наши лошади. Они вот так просто взяли и умерли буквально на ходу. Сначала ноги подломились у лошадки Слэйто, затем у той, что принадлежала Аэле. Моя кобылка продержалась чуть дольше, сражалась до конца, пока с жалобным ржанием не рухнула в пыль. Для произошедшего не было причины, и нас это потрясло, хотя, признаться, мы ожидали чего-то подобного. Мы вчетвером молча стояли над мертвыми телами несчастных животных. Вернее, трое молчали, а Кошон шептала молитвы в сложенные перед лицом кулачки.
Двигаясь дальше, мы видели крикунов, и небольших, и крупных. После рассказа Слэйто об их связи с Поглощающим каждый обходил за пару метров странных и пугающих созданий. Они, все так же не обращая на нас внимания, ползли кто куда – бесцельно и даже как-то лениво.
Я пыталась заставить себя не думать о том, что нас ждет, но это не помогало расслабиться. Каждая секунда грозила нападением. Второй ночью я так и не смогла заснуть, несмотря на уговоры Аэле. Рука судорожно сжимала рукоятку меча, и это дарило немного спокойствия. В голове теснилась тысяча вопросов, на которые мог бы ответить Слэйто, но я просто не могла говорить об этом в Уделе. Сама атмосфера, вернее даже Атмосфера – с большой буквы, впитывала каждое мое слово, вслушивалась в то, что я говорю. В итоге я, как и Кошон, предпочла держать язык за зубами. Каждый камень подслушивал, каждая ветка доносила. У меня не было предчувствия беды, ничего подобного. Я уже находилась в сердце беды.
К середине третьего дня мы дошли до сада. Вернее, это место когда-то было садом. Сейчас деревья, возможно, березы или осины, с начисто ободранной корой походили на раздетых женщин, протягивающих руки-ветви к небу в безмолвной мольбе. Стволы без коры имели неприглядный сероватый оттенок, напоминавший плесень на испортившемся хлебе. Ветки, особенно нижние, казались опасно острыми.
Мы шли среди мертвых деревьев, когда Аэле вдруг воскликнула:
– Ты такая счастливая, Кошон!
Этот возглас нарушил тишину, что-то в ней всколыхнул. Юная крестьянка с удивлением взглянула на Аэле, не понимая ее. А я настороженно прислушивалась – к ветру, к деревьям.
– У тебя была собака. Ты рассказывала про старую Мэги. У меня никогда не было собаки. А я бы хотела собаку.
– Тише, – прервал ее Слэйто.
Это принесло невероятное облегчение. Знание того, что он тоже чувствует. Значит, сейчас начнется бой, а не продолжится бесконечное выжидание. Облегчение, сравнимое с вырыванием давно ноющего зуба.
Воздух завибрировал, и Кошон закричала. Это оказался не визг, как при виде крикуна, а полный страха и отчаяния вопль. Она стояла чуть впереди и первой увидела что-то за скалой. Это испугало ее настолько, что, даже прижав ладони ко рту, она не могла заглушить собственный крик.
Я поспешила вперед, желая закрыть ее от угрозы, и в этот миг на нас налетел шквал. Ветер нес песок и грязь, корни травы и мелкий сор. Плотная воздушная стена ударила меня с силой и отшвырнула назад. По моим доспехам царапнуло несколько веток, я пыталась встать, но меня вновь и вновь сбивало с ног. Этот внезапный и сильный ветер протащил меня еще пару метров. Во тьме моя рука нащупала что-то мягкое. Кружева – подол платья Аэле. Подтянув к себе девушку за платье, я сгребла ее в охапку, и она доверчиво меня обняла. Почти сразу же все стихло.
Мы поднимались на ноги, смахивая песок и грязь с лица, прочищая глаза. Слэйто вставал с колен немного позади, возле него, прислонившись к дереву, стояла Кошон. Когда я наконец отплевалась, избавившись от песка во рту, и подошла к ним, ощущение опасности пропало. Какая бы сущность ни находилась за поворотом, она напугала нас, вызвав кратковременную бурю, и сбежала. Теперь это казалось скорее смешным.
– Это твое чудовище нас песком обсыпало? – с улыбкой обратилась я к Слэйто.
Но он не улыбался, как обычно. Это было странно. Он пристально смотрел на Кошон, стоявшую у дерева. Я проследила за его взглядом, и мне стало по-настоящему страшно. Я приказала себе не смотреть на девушку, просто отвести глаза. Развернуться и бежать из чертова Удела. Но разве мы можем приказывать своим глазам?
Сейчас я думаю, что Кошон умерла почти мгновенно, когда волна ветра с грязью швырнула ее тощей цыплячьей спинкой на острый сук. Он прошил девочку насквозь, выйдя через ее левую грудь. Она не мучилась. Но тогда, на Янтарном перешейке мне даже показалось, что я различила в ее глазах блеск затухающей жизни. Багряные капли набухали на конце острого сука и медленно срывались с него, падая в пыль у ног Кошон в простых кожаных сандалиях.
Аэле закрыла лицо ладонями. Не заплакала, как свойственно девочкам ее возраста, не захныкала: она просто отгородилась от мира и ушла в себя.
«Последнее, что я сказала Кошон, были гадости об ее отце-легионере», – мелькнула у меня полная горечи мысль. Эта девочка даже не узнала, как мне понравилось, с какой смелостью и отчаянием она пыталась отстоять собственное мнение. Она напомнила меня саму пару лет назад: чудное дитя со странными идеалами и слишком большим запасом дерзости. И вот теперь она висела, словно сломанная кукла, а у ее ног собралось красное озерцо.
– Нам надо идти. Осталось немного.
Я ошарашенно оглянулась на Слэйто, не веря своим ушам.
– Поглощающий близко, поэтому не время горевать. Чем раньше мы сойдемся с ним, тем лучше.
– Нет, – тихо сказала я.
– Это печально, то, что произошло с девочкой, – но мы живы и должны идти дальше.
– Нет, – сказала я чуть громче.
– Нам надо пересечь этот Удел. Мы не можем задерживаться тут из-за твоего чувства вины перед Кошон.
– Можем.
Последние два года у меня в душе творилось много чего нехорошего, я вряд ли стала тем человеком, которым мог бы гордиться Атос. Скорее я стала гораздо хуже, чем он даже мог предположить. Но сейчас во мне что-то менялось. То ли спокойный взгляд Аэле придавал уверенности, то ли безысходное выражение лица мертвой Кошон.
– Куда вы уйдете без меня, Слэйто? Мы должны держаться вместе – и мы обязательно пойдем вперед, обещаю. Но не раньше, чем я сниму Кошон с ветки. – Я поморщилась от того, как прозвучала последняя фраза. – Мы завернем ее в холст для навеса и похороним в чистой земле, не тронутой Уделом. Я не позволю ее телу висеть здесь или лежать в оскверненной почве. Она заслужила достойного погребения. И да, мы сделаем это потому, что я чувствую себя виноватой, если тебе от этого легче.
– Ты не была в ответе за ее жизнь, – сказала Аэле и, подойдя, взяла меня за руку, слегка сжав ладонь.
