– Что ж, – Тайлер бросил еще один взгляд на лежащую без чувств гадалку. – Тогда спросим у тех, кто разбирается в этом сильно.
Спускаясь по лестнице, Тайлер пребывал в приподнятом настроении, но чем ближе к выходу, тем сильнее ощущал накатывающую асфальтовым катком непреодолимую дремоту. Возле автомобиля крутились подростки, привлеченные роскошной машиной в их небогатом квартале. Они со знанием дела оценивали отличия между этим красавцем и раздолбанными «Фордами» и «Хюндаями» соседей. Взрослым обитателям квартала не было дела до машины хранителей, зато их очень волновало, будет ли еще трясти или разгул стихии закончился.
В обычном состоянии Логан враз отогнал бы любопытных пацанов, готовых сунуть нос даже в выхлопную трубу, но сейчас он лишь вяло махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху.
– У тебя все нормально? – глядя на напарника, поинтересовался Тадао.
– Что-то я устал, – пробормотал себе под нос Тайлер. – Давай-ка ты сядешь за руль. А я пока вздремну.
– Ну да, дома сотрясать – дело утомительное, – хмыкнул тот. – Ты одной посуды у синьоры Габриелы перебил долларов на сто.
– Отстань, – скривился Тайлер, – это не я тряс дом, это оно само.
– Убедительный аргумент. Ладно, шеф, куда едем?
– В университет, к лингвистам.
– Спасибо мне, между прочим.
– Спасибо тебе, между прочим. А теперь садись за руль, и я еще раз скажу тебе спасибо, когда проснусь.
Он рухнул на сиденье, и оно тут же приняло форму его тела, удобно наклоняясь, чтобы дать пассажиру возможность спокойно вздремнуть. Едва глаза Тайлера сомкнулись, он будто провалился в странное оцепенение, похожее на сон.
– Эй, какого?.. – раздался совсем рядом возмущенный голос Фудзивары.
– А? Что? – Тайлер открыл глаза.
– Какого черта ты размахиваешь руками? – так же возмущенно поинтересовался гордый потомок самураев.
– Я размахивал во сне руками?
– Да! Ты мне заехал в ухо ни за что ни про что и пытался отломать мне голову. А я, между прочим, за рулем!
– Господи, извини, я не нарочно! Мне снился какой-то дурацкий сон, будто меня схватили и волокут куда-то, стараясь натянуть мешок на голову. Я пинаюсь, кричу, что я принц, а какие-то стражники или разбойники – точно не понять – только хохочут: мол, я-то как раз им и нужен. И теперь Он будет доволен.
– Кто Он?
– Не помню или не услышал. Но кто-то важный.
– Это бредни синьоры Габриелы на тебя такой сон навеяли.
– Может, и так, – задумчиво согласился хранитель. – Но знаешь, если в результате окажется, что ваша гадалка в состоянии отключки говорила на древнеегипетском, то это уже не бредни, а странная закономерность.
– Вот сейчас и выясним, – Тадао указал вперед. – Припаркуемся возле университетского кампуса, дальше пешком пойдем. Хорошо, чтобы ты немного отошел от своего бредового сна, а то еще начнешь на кафедре лингвистики руками махать. А народ там ученый, трепетный, бросится полицию вызывать. Нам оно нужно, с ней объясняться? О, глянь, «Corvette», похож на тот, что меня сегодня подрезал, опять припаркован как попало. И кто только таким водителям права выдает?
Визитная карточка Гарри Карлагена открыла дверь офиса профессора Леви Зальцмана так же легко, как электронная карточка – турникет метро. Невысокий, склонный к полноте, необычайно активный непоседа, профессор-египтолог отражал свет ярких галогеновых ламп обширными залысинами, обрамленными седеющими, однако некогда черными как смоль волосами.
– Входите, входите! – рассыпаясь в любезностях, улыбался профессор. – Прошу вас, миссис!
– Мисс, – поправила его Лола.
– О, прошу извинить, мисс.
– Брэндон, – добавила девушка, бросив на своего любознательного спутника недовольный взгляд.
– Итак, чем могу служить?
– Я бы хотел, чтобы вы взглянули на это, – Гарри протянул ученому отпечатанный на фотопринтере листок.
– Ну-ка, ну-ка, что это у нас? – Леви Зальцман поправил очки в профессорской золотой оправе, сгреб в кулак бородку и принялся разглядывать изображение. – Однако! – Он перевел взгляд на Гарри. – Интересно, весьма интересно. Откуда это у вас?
– Вот эта очаровательная особа неосторожно оставила отпечаток своей нежной ладошки на кожаной обивке дивана. Так что, прежде чем сменить обивку, мне очень захотелось узнать, что это за странную записочку оставила моя девушка.
– Гарри! – пунцовая от негодования, гневно произнесла Лола.
Зальцман не обратил внимания на «снопы искр», которыми обменивались эти двое. В основном со стороны девушки. Он был сосредоточен на фотографии, хотя как-то слишком по-деловому обыденно.
– Вот как? Забавно! – хмыкнуло научное светило, ничуть не удивившись, будто на его научном пути то и дело попадались красотки, прожигавшие мебель наложением рук. И этим тут же «перевел огонь на себя».
– Я не вижу в этом ни малейшего повода для веселья! Простите, мистер Зальцман, вам что-нибудь говорят эти значки? – акцентируя каждое слово, спросила Лола.
– О, конечно, – самым примирительным тоном ответил профессор. – Насколько я мог понять, ваш… – он сделал паузу, – друг вовсе не хотел вас обидеть, просто старался разрядить обстановку.
Лола гневно поджала губки. Она чувствовала себя так, будто ее голую вытащили на сцену какой-то медицинской аудитории и сейчас начнут тыкать указкой, демонстрируя скрытые дефекты и отклонения от нормы. Истолковав ее молчание по-своему, Леви Зальцман кивнул и продолжил:
– Вот такой многолепестковый цветок лотоса, конечно, в стилизованном виде, изображали на жезле фараона на протяжении целого ряда династий. То, что цветок заключен в треугольник, тоже имеет смысл. Обращенный вверх острым углом, он обозначает мужское начало и все, что с этим связано. А вот эти иероглифы, – он ткнул указательным пальцем в карточку, – а это, должен заметить, несомненно, иероглифы. Вы не будете возражать, если я отсканирую снимок, а то трудновато разобрать? – Пока Карлаген соображал, что ответить, Леви быстро положил снимок под крышку сканера и нажал кнопку. Через несколько секунд изображение появилось на экране монитора, и профессор максимально его увеличил.
– Вот, смотрите… На самом верху треугольника расположен иероглиф «Сесен», что в переводе означает «лотос». В нижнем правом углу – изображение птицы. Это иероглиф «Ба», означающий душу или воплощение жизненной силы человека. Причем, по верованиям египтян, Ба продолжала существовать и после смерти своего хозяина, в особенности если им был какой-нибудь фараон или жрец. А вот этот знак в левом углу, – Зальцман указал своим пухлым пальцем на странный символ двух полудисков, соединенных между собой длинной прямой линией, – это иероглиф «На». Он вообще считается одним из самых редких. Во всех известных человечеству древних египетских текстах он упоминается лишь несколько раз, и то в описании сакральных действий, совершаемых в определенный момент священного ритуала, посвященного богу Солнца.
