– Чтобы ваш не в меру горячий сын, если решит мстить, а он несомненно решит, искал себе жертву между ваших недругов.
– Что ж, разумно. Велю тебе поступать посему.
Мускулистые, рослые, как на подбор, угрюмые воины личной стражи фараона, охранявшие вход в комнату, где лежала без чувств красавица Асо, смерили жесткими, как вулканическая пемза, взглядами подошедшего к дверям мужчину. Будь их воля, они бы отогнали его прочь, без жалости колотя древками копий. Но приветствовать таким способом правителя Нехенского нома, брата фараона, не было приказа. Для всех этих молодцов, выходцев из Микен – Шардана, Тира и Илиона, – не было ничего священного в особе этого человека. Они и самого фараона-то почитали лишь потому, что тот кормил их и хорошо платил. Но раз уж они дали ему клятву верно служить, ничто не могло толкнуть их на предательство. Ибо предательство хуже смерти, и предавший обречен занимать самые неуютные уголки мрачного царства Аида.
Стражи покоев развели копья, пропуская отца Асо. Тот вошел, чувствуя холодок меж лопаток, отлично понимая, что, прикажи его брат – и любой из этих чужаков, не усомнившись даже на мгновение, пригвоздит его к стене. Асхотен сидел на корточках у лежанки, где спала Асо. Вернее, не спала – она металась, точно пытаясь вырваться из каких-то липких сетей, не находя в себе сил проснуться. Вопрос о самочувствии дочери застыл на устах брата фараона. Чуть помолчав, он спросил почти без надежды:
– Она будет жить?
– Она умирает, – чуть слышно ответил жрец. – Я дал ей лекарственное снадобье, но оно не помогло. Остается лишь гадать: это воля богов, отвернувшихся от своего народа, или… – Асхотен оглянулся на дверь, прикрытую тяжелым, плотным, но все же вполне звукопроницаемым занавесом. – Или… – повторил он, прикладывая ко лбу руку, изображая поднявшуюся для атаки кобру. Этот знак любому в Египте был понятен без долгих объяснений: вздымающаяся кобра была частью урея – головного убора, непременного знака власти фараона.
– Ты думаешь, он? – едва шевеля губами, прошептал повелитель нома.
– Кому же еще это выгодно? Его наследник лишился разума от одного взгляда на Асо. Твой брат не дурак, он понимает, что если Ба-Ка станет ее мужем, то будет весьма опасным претендентом на трон. Сейчас за ним нет никого, кроме нескольких приспешников. Тот же Микенец один придавит их левой рукой для разминки перед утренней трапезой. А если наследник станет мужем Асо, в его распоряжении окажутся войска целого нома. К тому же, если Асо умрет, можно будет сказать, что она и ты вместе с ней неугодны богам. Что вы коварные изменники. И чтобы спасти страну от неминуемого гнева небес, следует истребить всю твою семью.
Брат фараона побледнел.
– Нужно что-то делать, – чуть слышной скороговоркой выдохнул он. – Всякому известно, что у меня прав на престол не меньше, чем у брата. И что по крови не он, а я должен был править страной.
– Кому интересно право крови, если оно не поддержано правом стрел и копий?
Асхотен напрягся:
– Тише, сюда идут.
* * *
Сетх-Ка любил своего отца и все же невольно его опасался. Было в нем что-то от дремлющего льва. Он не ярился, не угрожал, не сотрясал воздух пустыми словами – сразу наносил удар, быстрый и беспощадный. Личную его стражу можно было сравнить с рядом острых клыков, не знающих жалости.
В обычное время отец был улыбчив, расслаблен и мог показаться почти бездеятельным, впрочем, как и любой, даже самый грозный лев. Но сейчас, похоже, был не тот случай. Сетх-Ка чувствовал это и невольно опасался будущей встречи. Перехватив при входе в залу официальных приемов взгляд Микенца, как всегда пристальный и враждебный, он невольно съежился и сбился с шага. Казалось, договориться с леопардом было куда легче, чем заставить улыбнуться этого гиганта. Микенец как ни в чем не бывало посторонился, впуская хозяйского сына.
Фараон сидел на золотом троне, ожидая своего отпрыска. Тот был хорош собой и напоминал свою безвременно ушедшую мать в ее лучшие годы. Стройный, пожалуй, даже тонкий, улыбчивый, с кроткими оленьими глазами и изящными чертами лица. Конечно, грубоватому Ба-Ка есть кого опасаться, состязаясь за любовь юной красавицы.
– Сегодня в храме, – едва ответив на приветствие, начал фараон, – как ты сделал это?
– Мне легко сказать правду, но в нее, мой повелитель, нелегко поверить. Я понимаю зверей и птиц, чувствую их, и они, милостью богов, понимают меня и исполняют то, что я им говорю.
Фараон смерил сына долгим, изучающим взглядом. Поистине такая необычайная способность – великий дар богов. Но для чего, с какой целью они выделили его младшего сына среди всех прочих? Боги ничего не делают просто так: дар одного из них всегда порождает зависть у другого. Потому, чем больше даров, тем опаснее. Фараон не стал делиться своими опасениями с младшим сыном, лишь величаво склонил голову, показывая, что слышит собеседника.
– Хорошо, давай поговорим о другом. Там, у алтаря, рядом с тобой стояла девушка.
– Асо? Да, я узнал ее, хотя и не сразу. Очень милая девушка.
– Ты находишь ее привлекательной?
– Даже слепой сочтет ее привлекательной, лишь услышав голос. Но для чего ты меня спрашиваешь об этом?
– Твой брат Ба-Ка вбил себе в голову, что ты желаешь взять ее за себя, и очень зол из-за этого.
– Отец мой, – почтительно ответил Сетх-Ка, не скрывая удивления, – он и мне говорил о том. Но у меня и в мыслях не было брать себе жену. Я хотел просить вас позволить мне стать жрецом, ибо чувствую, что божественная сила приходит в мир через меня. Не знаю, по чьей милости, но это так. И я не желаю противиться воле богов. Править землями, водить в бой армию и собирать налоги с подданных для меня чересчур обременительно.
Фараон поднял глаза к потолку, чтобы скрыть досаду. Сегодняшняя выходка Ба-Ка чрезвычайно насторожила его. Столь горячий и склонный полагаться на силу наследник в случае чего может стать действенным орудием в руках хитроумных наставников вроде Асхотена. Ему ли не знать о том? Некогда он и сам таким был. Когда-то именно Асхотен помог ему завладеть престолом, отодвинув любезного братца. Тот был сыном египетской принцессы, а не ливийки, как он сам. Но в спорном вопросе жрецы высказались за него.
Нынче, похоже, назревает что-то подобное. Нельзя дать верховному жрецу Ниау, которого хитрость и коварство сделали своим воплощением, даже шанс одержать победу. Для этого следовало приблизить к себе Сетх-Ка, создать из него достойный противовес брату. Но того, похоже, больше интересуют птички и зверушки, чем Верхний и Нижний Египет. Досадно, весьма досадно.
Он поднялся с места. В какой-то миг ему показалось, что звероголовые боги, изображенные на стенах, внимательно следят за ним, ожидая его слова. Пожалуй, следовало бы младшего сына ближе познакомить с Асо, когда б не было уже поздно, слишком поздно. Но сказать об этом было бы кстати, ведь ему же неизвестно, что девушка, отчего-то едва не лишившаяся чувств во время мистерии, вот-вот отправится в безвозвратное плавание по Нижнему Нилу.
