«Какими судьбами? – Наталья припомнила щедрого гуляку-старателя, Саньку Хлыста, сродственника деда Мокея, недоуменно прислушиваясь к сообщениям из Солнечного. – Ведь он больше по золоту, а не по касситериту… Деньги греб лопатой. Неужели тот самый?» Но диктор снова повторил имя бригадира Хлыбина, и у Натальи все сомнения отлетели: он! А потом выступал Евгений Александрович. Наталье нравился молодой и симпатичный начальник экспедиции, и она вся превратилась в слух. Казаковский хвалил и бригадира Хлыбина, и горняков, и среди других проходчиков назвал и забойщика Терентия Чухонина.
Наталья замерла. Она верила и не верила своим ушам. Неужели и он тут? Славный Терентий, робкий Тимоха-растереха… Грустно улыбнулась, припомнив, как заманивала его в тайгу, как притворно падала в траву, как целовала его на виду у всех на пристани. Неужели уже возвернулся со своей армейской службы?..
И еще подумала о том, что ничего удивительного не будет, если здесь, в Мяочане, вдруг объявится и Федька-цыган со своей Нинкой, хотя Наталья доподлинно знала, что они уехали на Украину и счастливо живут там, в богатом селе под Мелитополем, оба работают в совхозе, она – птичницей, а Федор – механизатором, и что у них двое детей, мальчик и девочка…
А вот у них с Ленечкой пока никого нет, ни сыночка, ни доченьки. Ленечка детей не хочет, как он говорит, «еще не время» и ребенок будет обузой, «камнем на шее». А ей хочется познать материнское счастье, иметь своего, родного – пусть мальчика, а лучше – девочку, – и тогда ее дальнейшая жизнь обрела бы смысл земного существования, наполнилась бы светом радости…
3
Поздним вечером в кабинете Казаковского собрались дипломированные педагоги. Молодые учителя, еще ни разу самостоятельно не проводившие ни одного урока, и те, за плечами которых не один год работы в школе. Среди них находилась и Валентина Сиверцева. Комсомольский секретарь имела педагогическое образование. Собравшиеся теснились группками, переглядывались, знакомились, оживленно перешептывались. По взволнованным лицам можно было прочесть, что корпоративный дух у них еще окончательно не повыветрился.
– Понимаете, с какой целью мы вас пригласили? – спросил Казаковский, открывая совещание.
– Догадываемся, – отозвались сразу несколько человек.
– Ну и как? – спросил секретарь парткома.
– Дело нужное, да только никаких условий нет.
– Тогда ответьте нам на основной вопрос: хотите детей учить или нам других педагогов приглашать? – спросил Воронков.
– А где учить их? Под елкою-сосною?
– Сначала дайте нам ответ: хотите? – Казаковский внимательно, словно видел впервые, всматривался в каждого.
– Разумеется! Стосковались по родному делу, – послышались дружные ответы. – За нас наши дипломы говорят!
На том, первом, совещании «педагогического совета» было решено главное – создать в поселке свою начальную школу. Создать своими силами. И Казаковский стал ее директором, чтобы придать сразу же, с первых шагов становления школы, надлежащий ей авторитет, хотя, как общеизвестно, в геологических вузах учительских дипломов не выдают. Но по-другому он и не мог поступить, поскольку и в этом нужном деле пришлось брать всю ответственность на себя. Школьным директором он стал не то что неофициально, а, можно сказать, самозванно и почти подпольно. Никто его не назначал на эту должность и, конечно, не утверждал. Но так требовала жизненная обстановка, и он это хорошо понимал: школа из обычной общеобразовательной силы в условиях таежного поселка превращалась в фактор социально-экономический, в тот мощный магнит, который притягивал и помогал удержать в экспедиции многих нужных специалистов, имеющих детей, особенно младшего школьного возраста.
На следующий день нашли и подходящее здание. В поселке заканчивали строительство новой лаборатории. На расширенном заседании парткома, которое транслировалось по местному радио, как и все иные совещания, приняли решение: быстрее достроить, вернее, накрыть крышу сруба и переоборудовать его под школу, а под лабораторию начать строить новый дом.
Весть эта мгновенно облетела поселок, и не только в часы стройповинности, а до глубокой ночи в школе звенели пилы, стучали молотки. На объекте трудились с особым энтузиазмом, особенно те, у которых были дети-школьники. В помещении быстро сделали нужные перегородки, и в результате получились три классные комнаты, учительская и раздевалка. Из оструганных досок спешно сбивали столы и скамейки. Красили в черный цвет листы фанеры для классных досок.
В Хабаровске, в управлении, Казаковский нашел и понимание и поддержку. Там многие руководители хорошо знали, что такое таежный уют и что означает для экспедиции своя школа. А вот в райисполкоме, особенно в районном отделе народного образования, геологи не встретили поддержки. Из района последовали категоричные приказы:
– Закрыть! Немедленно! Прекратить самодеятельность!
Но Казаковский не реагировал на грозные окрики. И 1 сентября, как и по всей стране, состоялось торжественное открытие своей начальной школы. Торжественное, но не официальное.
День на редкость выдался по-летнему теплый, солнечный. На лужайке перед школой выстроились дети. Нарядные, в школьной форме. С цветами в руках. Тут же и родители, радостные и взволнованные. И не менее их взволнованные учителя. Они, как и до этого дня, числились на своих прежних должностях, поскольку ни сметы, ни штатов для школы так и не выделили. Но это их мало тревожило, поскольку свершилось главное – они приступили к работе по своей профессии. Среди толпившихся родителей Казаковский увидел и маркшейдера Петряка, и шофера Степаныча, и буровика Сурикова, и многих других. Вдруг к нему быстро подошла молодая женщина и протянула букет цветов. Он узнал ее. То была бойкая жена токаря Селиванова.
– Спасибо вам! – сказала она и, засмущавшись, пошла в сторону.
Казаковский и секретарь парткома сказали напутственные слова. На мачте взвился алый стяг, и небольшой духовой оркестр заиграл Гимн. Потом наступил долгожданный миг.
– Внимание! Первый звонок на урок! – Евгений Александрович, взглянув на часы, выждал, пока минутная стрелка не подойдет к половине девятого, и включил электрический звонок.
Раздалась веселая переливчатая трель, которая тут же утонула в аплодисментах и радостных восклицаниях. В Солнечном прозвенел первый школьный звонок. И учителя чинно и с подобающей торжественностью повели школьников в новые классы.
А под вечер в кабинете Казаковского зазвонил длинный телефонный звонок. Он сразу понял – вызывает междугородная. На проводе – секретарь райкома партии.
– Казаковский? Тут на тебя опять жалуются, – в басовитом голосе Виктора Григорьевича слышались нотки недовольства и раздражения. – Из районо. Где ваши дети? Почему не приехали на занятия? Или у тебя там своя подпольная школа появилась?
– Не подпольная, а самая обыкновенная, – ответил Казаковский как можно спокойнее и деловитее, зная взрывчатый властный характер Виктора Григорьевича. – И работают в ней учителя с дипломами.
