Великая Отечественная война прервала планомерный процесс геологических исследований, своеобразную «инвентаризацию» природных кладовых обширного края. В те годы лишь интенсивно эксплуатировались уже разведанные месторождения особенно редких металлов, крайне необходимых «добавок» при варке танковой брони, при варке легких сплавов для самолетов. Дальний Восток, отказывая себе во всем, работал на великую Победу. И вот сейчас, после войны, подзалечив наскоро раны, государство нашло возможность снова вести, хотя и медленно, но неуклонно возрастая, изучение всей территории, в том числе и Дальневосточного региона.
Особое внимание Анихимов обратил на труды ученых, так или иначе связанных с Хабаровским краем. Обобщал их прогнозы и предположения. Исследовал карты и схемы. И не только советских. Сам Вадим Николаевич переводил со словарем с английского, штудируя научные трактаты и геологические журналы. Интересовался работами геологов сопредельных государств, особенно китайских и японских.
– События рождаются от неизвестного отца, – повторял он слова великого французского поэта Поля Валери, – а необходимость не что иное, как их родная мать! Необходимость движет нами, друзья!
Рассматривая историю и научные исследования, трудно переоценить значение каждого звена, каждого этапа, каждого отдельного труда, ибо результаты предшественников положены, как опорные камни фундамента, в основу последующих изысканий и исследований, из которых делаются новые логические выводы. Труды академика С. Смирнова увлекли, как роман. Ученый на территории Дальнего Востока выделял перспективный Тихоокеанский рудный пояс с его внутренней вольфрам-оловянной зоной. Настольными книгами стали труды и другого ученого, доктора наук Е. Радкевич, ученицы и последовательницы С. Смирнова и А. Ферсмана. Она была одним из авторов выдающейся книги «Геология олова», которая увидела свет в трудные годы войны и сразу же приобрела широкую известность. Это была первая книга, в которой были собраны, глубоко проанализированы и обобщены все необходимые для геолога-практика и геолога-ученого данные по оловорудным районам, по геологии олова не только нашей страны, но и всего мира.
Три года, не зная ни сна, ни отдыха, – Вадим Николаевич и во сне часто спорил сам с собой, со своими коллегами или с далеким, давно ушедшим из жизни исследователем, опровергая или поправляя того, – три года напряженного труда дали солидный «урожай». Группа геологов под его руководством наконец завершила сложную, трудоемкую, разнохарактерную, но узконаправленную работу, обобщила все материалы и составила перспективную карту уже открытых и, главное, предполагаемых месторождений полезных ископаемых на обширной территории Дальнего Востока. На карте были отмечены и указаны регионы, где геологам в будущем надо искать подземные «клады». Среди перспективных регионов значился и горный район Мяочана – где никогда и ничего еще не находили. Да вообще район был мало исследован и о нем знали лишь в общих чертах.
Как ни странно, но именно из-за Мяочана и разгорелся сыр-бор.
– На основании чего, Вадим, ты включаешь и даже настоятельно, как пишешь в пояснительной записке, рекомендуешь этот Мяочан? – спрашивал Ермолов, и такой же вопрос задавали другие геологические «зубры» управления при обсуждении коллективного труда.
Что он им мог ответить? Ничего. Лишь пожимал плечами, дескать, сам не знаю. Но включил. Что-то толкало его обратить внимание на горный массив, как говорят, «нашептал внутренний голос». И всё. Никаких формальных оснований, даже мелких, самых крохотных, не имелось. Лишь теоретические предположения. Предположения, основанные на анализе, сравнениях и обобщениях. Как говорят, из «головы». У всех других рекомендованных регионов имелись или вещественные доказательства в виде образцов, или утверждения очевидцев, записки путешественников, письма охотников, рыбаков, лесников о том, что кто-то когда-то где-то видел, находил, слышал от кого-то. Были и прогнозы ученых. Имелись просто целевые государственные задания, как районы, прилегающие к Байкало-Амурской магистрали. А о Мяочане не было ничего. Мяочан безмолвствовал. Там никто не бывал. Даже охотники, в том числе и местные, нанайцы, люди пронырливые и ходкие, обходили Мяочан стороной. Там им нечего было делать – зверь не водился, он редкость в тех местах. Одним словом, безжизненные Черные горы…
– Мы считаем, что регион Мяочана следует исключить, – заявляли многие знатоки и специалисты, оценивавшие коллективный труд. – Мяочан надо оставить в покое. Пустое место!
Однако Анихимов не сдавался. Настаивал на своем. Чутье геолога-поисковика, опыт разведчика подсказывали ему, что горы Мяочана в своих недрах таят нечто ценное. Возможно, запасы цветного металла. Даже, возможно, крупные месторождения. В ответ он слышал многозначительные похмыкивания да видел откровенные недоверчивые улыбки – дескать, загибай, но знай и меру!
Вадим Николаевич разворачивал карту, указывал на правобережный регион Амура, где в горах Сихотэ-Алиня еще перед войной группой геологов, в том числе и присутствующим здесь уважаемым Ермоловым, были открыты значительные месторождения, особенно оловорудные. А потом указывал на Мяочан и, волнуясь, сбиваясь, глотая концы слов, торопился доказывать их похожесть.
– Как видите, в глаза бросаются две коричнево-серые полосы, которые протянулись по обе стороны Амура в меридиальном или северо-восточном направлении. Правобережная, восточная полоса, где нами ведется интенсивно разведка, охватывает весь центральный Сихотэ-Алинь, который прослеживается из южной части Приморского края. А вторая полоса, западная, которая простирается, как видите, к северо-западу от Хабаровска и к западу от Комсомольска, составляющая левобережную часть, нам почти не известна. Один сплошной вопросительный знак. Но мы видим одно: обе полосы очень похожи, они соответствуют довольно древним верхнепалеозойским – каменноугольным и пермским отложениям и каждый из них составляет ядро крупных поднятий – антиклинариев. Они оба обрамлены более молодыми юрскими и меловыми образованиями, которыми сложены области прогибов между поднятиями, области синклинаев. Все эти отложения, как мы видим, прорваны меловыми гранитами и перекрываются юными базальтами. А как мы знаем, месторождения цветных металлов были обнаружены именно в прогибах, в синклинаях к востоку от центрального Сихотэ-Алиня. Отсюда и сам собой напрашивается простой вывод – хребет Мяочана может таить в своих недрах то, что мы ищем в других местах! И пока не особенно результативно, к сожалению.
Участники совещания дружно зашумели.
– Сделал открытие?!
– Ха! Похожи! Похожи, как свинья на коня, только шерсть не така!
– А мы, по-твоему, карты читать не умеем?
– Еще когда Комсомольск закладывали, геологи вокруг основательно полазили. Ничего особенного! Ничего там не нашли.
– А «знаки» и песчинки, намытые перед самой войной Давыдовым в долине Силинки?
– Намыл-то он их в городе!
И, не сговариваясь, приходили к общему мнению:
– Красиво говоришь, но фантастикой попахивает.
Район Мяочана, никто не сомневался в том, исключили бы из списка перспективных, если бы не помог случай. Как потом шутили острословы управления, в горячий спор «включился господин Великий Случай». Другие утверждали более реально: «За себя подал голос сам Мяочан». А в действительности все произошло проще и обыденнее. Из города Комсомольска в край, а из крайкома к геологам в управление пришел небольшой пакет с коротким письмом, с просьбой определить ценность минерала. В пакете, когда Ермолов его развернул, лежал небольшой красивый серенький камушек. Он взял его на ладонь, как бы взвешивая, посмотрел внимательно:
