– Мы что, хуже тех строителей? Мы тож опыты революционные проделывать счас станем, – Данька Слон входил в раж, слова сыпались у него изо рта вроде бы сами собой, складно нанизываясь на нитку, и он не мог уже себя удержать. – Проверим на своей практике, чтобы доказать правильность нашего понимания трудового момента жизни. Везде сейчас энтеэр происходит. Эн-те-эр, понимаешь? Разбираешься, что это за слово? Отдаешь себе отчет? Для полного твоего понимания скажу, что попросту теперь на каждом производстве силами рабочих рук и мысли начальства проделывается новая Октябрьская революция, только главным образом по-научному и в смысле одной техники, а не чего-нибудь там другого. Во какая революция! И мы ее у себя начинаем в теперешний момент истории. По-научному «эксперимент» называется.
– Хват, не долдонь, – остановил его Орешнин, проводя еще раз ладонью по корявой породе, ощупью чувствуя ее твердую поверхность. – До той революции тута ишо далеко, а бурить надо-т чуток поглубже. Сантиметров на десять. Не меньше.
– Слыхали, что сказано? – Хлыбин поднял руку, как командир огневого расчета, готовый махнуть ею и выдохнуть команду: «Пли!» – Брать на десять сантиметров глубже! Давай! Огонь, ребята!
Голос его потонул в рокотком гуле застрекотавших пулеметами перфораторов. Приводные шланги, точно живые черные змеи, упруго выпрямились под напором воздуха. Из-под острия вздрагивающего бура, врезавшегося в породу, со свистом взметнулась кварцевая пыль.
Данька Слон начал бурить без треноги, хвастливо надеясь на крепость своих рук, всей грудью налегая на перфоратор. Бур, яростно вращаясь, заметно для глаза укорачивался, уходя по миллиметрам в породу. Рядом бурил Терентий, бурил молча, без показного хвастовства, без лишней суеты, как все физически сильные и добрые душой люди. Слаженно и с каким-то душевным порывом трудились остальные члены бригады.
5
А утром, вернее, на рассвете, в штольне вспыхнул скандал. Никому не нужный и совсем не к месту. Только была одна бессмысленная потеря рабочего времени. Того самого времени, которое сумели поднабрать слаженной работой за всю смену. И затеял его взрывник Васек-Морячок, от которого никто даже слова скверного никогда не слышал. Ласковый был всегда и к каждому человеку приветливый. А тут словно взбесился. Вот тебе и тихоня!
– Запаздываете, товарищ Манохин, – встретил взрывника Хлыбин усталой улыбкой. – Последний шпур добуриваем.
– Успею, – ответил тот, кладя на стол в теплушке рюкзак с капсюлями-детонаторами и мотком бикфордова шнура.
Молчком выгрузил из кузова дежурной машины ящик с аммоналом. Так же молчком двинулся вглубь штольни со своим опасным грузом.
Лязгая и громыхая порожними вагонетками, из штольни выкатил электровоз, огромный железный жук с огненными желтыми глазами. На электровозе, держась за скобы-ручки, умостились Данька Слон и дядя Костя, Терентий, а остальные пристроились сзади на сцепах. Попрыгали на ходу, едва электровоз сбавил скорость. Кучно зашагали к теплушке, с наслаждением глотая прохладный рассветный воздух, который врывался им навстречу, неся сладковатые запахи тайги и одурманивающую свежесть кислорода.
В теплушке, поснимав каски и расстегнув брезентухи, уселись вокруг стола. Брали грязными, плохо отмытыми пальцами из коробки кубики снежно-белого сахара, совали в рот, бросали в кружки, наполненные круто заваренным, почти коричневым чаем. С наслаждением глотали обжигающую жидкость.
– Счас рванет, – сказал Орешнин, – считайте взрывы.
Но в забое почему-то было странно тихо. Послышались шаги. В теплушку не вошел, а ворвался взрывник. И сразу к бригадиру:
– Чего зазря вызывали? Куда девались еще три шпура? Не добурили? – хлестнул наотмашь обидным словом. – Схалтурили? Да? Думали, что сойдет? Не замечу, да?
Но Хлыбин ничего не стал ему объяснять, а только приветливо засмеялся:
– Ты, Манохин, сразу видать, что крепко бдительный! Хвалю за это от имени нашего коллектива и по поручению начальства.
Горняки заулыбались. Со всех сторон в адрес взрывника посыпались острые шуточки. Уставшие за смену люди устроили себе бесплатный концерт, растолковывая Манохину, что, как и почему. Но и тот не остался в долгу. Потребовал бумагу, чтоб акт написать, потому что подрывать он не станет, хотя и забил шпуры взрывчаткой, и еще, что не намерен прикрывать ихнее самовольное нарушение технологии проходки забоя. А о новой схеме расположения шпуров он и слыхом не слыхивал.
– Предупреждать надо было заранее, а то теперь вези лишнюю взрывчатку назад и переоформляй.
– Что виноваты, так это факт, и мы признаем. Исправимся! – бригадир попытался миром закончить спор. – И бумагу тебе подпишем, чтоб все как надо, чтоб честь по чести. Ты только не теряй время, иди и пали. Знашь, как нам хочется поглядеть, что ж из нашей затеи получилось, верно ли мы порассчитали! Пожалей трудящихся людей, не тяни резину.
Манохин, может быть, немного поломавшись, и произвел бы взрывы. Но тут вмешался Данька Слон. Данька «положил глаз» на жену взрывника, приметив молодуху, привезенную из далекого теплого Крыма, и по такой мужской причине пренебрежительно смотрел на низкорослого, не особенно видного собою Манохина. И это пренебрежение свое высказал вслух:
– Васёк, не дури. Повилял хвостом, и хватит! Дуй, отпаливай шнуры! Да чеши обратно, карауль женку, а то твоя молодая да симпатичная к кому-нибудь интерес проявит.
Манохин мог сносить все что угодно, только не намеки в адрес своей жены. Васек-Морячок как-то сразу потемнел лицом. Насупился. И, выставив вверх подбородок, сказал скандальным тоном, словно всю жизнь только тем и занимался, что спорил, скандалил да дрался:
– Не буду, и все тут!.. Понятно?
– Как это еще не буду? – Данька протянул к нему, прямо к лицу, свои ручищи и угрожающе пошевелил пальцами. – Они у меня во все стороны вертятся, так что враз заставлю!
Лицо взрывника загорелось красными пятнами. Он шагнул назад. Уперся спиной в косяк.
– Что?! Угрожать? Кто я тут, по-твоему?
– Рыба, – ответил Данька.
– Какая такая рыба? – взрывник взъерошился, стал колючим, словно ежик, поднявший свои игольчатые пики.
– Прекрати, – бригадир чувствовал, что Данька может испортить всю погоду, и схватил того за брезентовый рукав. – Счас же прекрати!
– Нет, ты скажи мне, какая такая я тебе тут рыба? – Манохин уже сам полез на рожон. – Скажи!
Данька невесело усмехнулся и коротко выпалил:
– Стерлядь! Вот какая. – Проходчики дружно загоготали.
Взрывник задохнулся от ярости. Его оскорбили! Публично, когда он находился при исполнении своих прямых служебных обязанностей. Нет, такого он стерпеть не мог. Никак не мог. Вот теперь-то он никакой поблажки и никому не позволит. Ша! Елки-моталки и полный порядок. Он подскочил и схватил телефонную трубку.
– Алло!.. Коммутатор? Мне Чумакова, начальника штольни… Что? Чепе тут… Алло! Товарищ Чумаков?.. Манохин говорит. Из штольни. Тут чепе!.. Чепе, говорю!.. Ночная смена схалтурила и недобурила по схеме… Недобурила по схеме!.. Три шпура! Три… И насильничают, требуют, чтоб взрывал, покрыл недоделки… Что?.. Заряды заложил, но взрывать не буду… Да, да! Приедете?.. Ждем!..
