Вопрос повис в воздухе. Алимбаев, умница и весьма эрудированный в своей области, как-то сразу не нашелся, что ответить, потому что в двух словах трудно объяснить мудреную терминологию, да еще в данной напряженной служебной обстановке перед планеркой, когда все его внимание было сосредоточено на своих многочисленных подразделениях, за работу которых он нес лично персональную ответственность.
– Вадим Николаевич, это из области прикладной механики…
– Потом, после планерки, – остановил его объяснения начальник экспедиции и выразительно постучал пальцем по циферблату часов.
Казаковский понимал сложность заданного вопроса и, мысленно чертыхнувшись, не мог не отметить, что Анихимов оставался Анихимовым, в карман за словом не полез. Но он, Казаковский, не мог позволить кому бы то ни было в эти минуты перед планеркой распылять внимание на второстепенные, далекие от сиюминутных задач дня, вопросы. Он еще раз взглянул на часы и придвинул к себе микрофон. Все присутствующие как-то сразу преобразились, сосредоточились. Зазвучали привычные, короткие, как приказы, фразы.
– Время. Включаем, – и Казаковский произносил уже в микрофон: – Внимание! Внимание! Начинаем планерку. Фестивальная, доложите о ходе работ. Пять минут.
Главный инженер, главный геолог, заместитель по общим вопросам, главный бухгалтер, парторг и другие члены руководящего штаба экспедиции с раскрытыми блокнотами, с карандашами и самописками в руках приготовились слушать, принимать информацию, записывать, отмечать в своих графиках, планах, реагировать на текущие задачи дня.
Фестивальная – крупнейшая партия. Судя по предварительным подсчетам, там тоже богатое месторождение касситерита. На Фестивальной наращивали объем разведочных работ, туда слали технику, направляли людей. И времени на доклад Фестивальной отводили больше, чем другим, пять минут.
– Работы идут по графику с небольшим опережением, – в динамике послышался ровный голос Григория Коваля, начальника партии. – За прошедшие сутки…
6
Коваль вырос как руководитель здесь, в экспедиции. Молодой, уверенный, цепкий, с хорошей инженерной подготовкой, недюжинными организаторскими способностями, не пугающийся трудностей и влюбленный в свое дело. Казаковский поверил в него и рекомендовал на пост руководителя. Поверил в него с первой же встречи, когда тот, после учебы с направлением в кармане, прибыл в Солнечный. Казаковский только получил комнату в свежесрубленной избе. Дверей не было, их по традиции использовали в качестве кровати, положив на ящики. Другой ящик служил столом. Вот на нем, после знакомства, они и устроили ужин при свете свечки. Разговорились, выпили бутылку армянского коньяка, привезенную Григорием, увлеклись, мечтая о будущем, о возможностях края. Казаковский доверительно прочитал ему раздел из своей диссертации, над которой тогда только начал трудиться, и оба не заметили, как за окном забрезжил рассвет. Алая заря, озарив часть неба, легла отблесками на вершины Мяочана. Укладываться спать было поздно. И Казаковский в тот предрассветный час потащил молодого инженера в штольню, где устроил самый настоящий экзамен по всем параметрам практической работы. Оба остались довольны друг другом. Казаковский тем, что Григорий – парень хваткий и знающий, такому можно доверять и самостоятельную работу. А Коваль – тем, что с таким начальством можно работать. Он так и подумал тогда: «с таким начальством».
Из штольни Казаковский поспешил в контору, а Коваль заторопился в избушку за своими документами. Переступив порог, Григорий сразу же почувствовал запах гари. Он с ужасом обнаружил, что на столе они, уходя, не потушили свечу. Она догорела до конца и подпалила лежавшие рядом исписанные ровным почерком листы, превратив в черный пепел брошенные на столе страницы диссертации. Некоторые из них продолжали тихо тлеть, испуская к потолку тонкие струйки голубоватого дыма…
Григорий растерялся. Надо же было такому случиться! Смиряя волнение, он взял остатки полугоревших листов, стал внимательно вчитываться в то, что осталось, что сохранилось. Потом положил на стол чистые листы бумаги, вынул свою самописку. Напрягая память, вспоминая все то, что слышал ночью, начал восстанавливать текст обгоревших листов, дописывать фразы, абзацы, положения…
За этой кропотливой работой и застал его Казаковский, который пришел в перерыв на обед, захватив из магазина буханку хлеба и мясные консервы. Узнав о случившемся, он не рассердился, поскольку считал, что и сам виновен в первую очередь. Ознакомился с работой Григория, который смущенно и растерянно топтался рядом, остался доволен – тот восстановил частично сгоревший текст почти полностью. Конечно, в дальнейшем от этого раздела почти ничего не осталось, Казаковский тщательно прорабатывал и продумывал каждое положение, по много раз переписывая каждую страницу своей научной работы. Но в тот день он с интересом отметил незаурядные способности Григория Коваля – его цепкую память, работоспособность и умение брать на себя ответственность и исправлять свои промахи. И не ошибся в своих выводах.
Григорию Ковалю поручили самостоятельную работу: возглавить поисковый отряд и провести разведку в горном районе бассейна реки Холдоми. Главный геолог Анихимов, которому тоже приглянулся молодой специалист, разрешил ему взять в отряд любого геолога из камеральной группы, занимавшейся изучением добытых проб. Идти в отряд согласился геолог Вячеслав Сагателян да еще Галина Маховская, студентка-дипломница из Владивостока. Галина еще раньше знала Григория, и летний сезон для них закончился свадьбой.
И сам поиск оказался успешным. Удача сопутствовала молодым. Сначала в зоне ключа Красивый, названного так за горную суровую красоту, были обнаружены крупные глыбы серого кварца с хорошо видимыми крупными кристаллами вольфрамита и редкой мелкокристаллической вкрапленностью касситерита. А потом, после безуспешных маршрутов по обоим берегам и склонам гор в долине реки Холлами, вышли в бассейн шумной речушки, по берегам которой росли в изобилии кусты, усыпанные спелыми ягодами малины. Речушку тут же окрестили Ягодной. Урожай оказался не только ягодным. Первые же пробитые канавы вскрыли обломки кварце-турмалиновых пород с густыми вкраплениями касситерита. Сами-то они еще не были уверены в ценности находок, поскольку не предполагали, что касситерит может быть и серого цвета. Но в конце июля в отряд прибыл Анихимов и, ознакомившись с добытыми образцами, начал их поздравлять: «Да это же касситерит, ребята!» Вадим Николаевич задержался в отряде, сам ознакомился с местами, где были пробиты канавы, наметил пути дальнейшей разведки перспективного района. А потом, за ужином, предложил провести своеобразный конкурс на лучшее название месторождения. Спорили допоздна, отвергая одно название за другим, но ничего хорошего придумать не могли.
Галина, устав слушать охрипших взволнованных мужчин, включила походный ламповый радиоприемник и настроилась на московскую волну. Столица передавала прямой репортаж о Всемирном фестивале молодежи.
– Тише, ребята! – попросила Галина. – В Москве открылся Всемирный фестиваль!
– Фестиваль? – переспросил Григорий. – Так это же здорово, а? Фестиваль!
