Помимо того что родятся на свет из семени, сопутствуют друг другу до смерти, до гробовой доски, и обе становятся тленом, схожи еще и тем, что те и другие умеют красноречиво молчать.
Солнце пригревало вовсю. Влажная теплота, насыщенная запахами тайги и гор, стала угарно-тяжелой, от нее поламывало в висках. Над глыбовой осыпью струился гретый воздух, и сквозь него деревья и кусты казались зыбкими, расплывчатыми, словно миражи.
– Чо, начальник, потопаем?
Филимон, после той истории с лотком, называл Вакулова не по имени, а так – официально и чуть с ехидцей – «начальник». Поплевав на окурок, раздавил его пальцами о ствол дерева.
– Потопаем, начальник, к ужину поспеем в самый раз!
– Пошли, – Вакулов оторвался от ели и, сделав шаг, сразу же ощутил тяжесть рюкзака, который словно бы потяжелел. – Пошли-поехали!
Филимон двигался первым. Все маршруты рабочий шел следом за геологом, а тут появилась возможность шагать впереди. Вакулов не возражал. С пути не собьется, тропа выведет. На серых каменных плитах оставались отпечатки его сапог, чем-то похожие на штемпеля на конвертах.
Со взгорья пошли вниз, в долину, и тропа повела в заросли. Под ногами – переплетение корней. Шагать по ним нелегко. Корни, чем-то похожие на крупных окаменелых змей, рождали неприятные чувства. А в кронах деревьев, в такт шагам, покачивалось солнце, и, казалось, на хвойных ветках висел невиданный доселе переспелый оранжевый плод.
А за поворотом неожиданно открылась гарь. Унылый кладбищенский пейзаж. Неуемная печаль деревьев. Повеяло гиблостью и тленом. Обуглившиеся, перегоревшие пополам черные стволы повалены крест-накрест. Двигаться стало трудно. Ноги утопали в мягкой толще золы. Она вздымалась вверх при каждом шаге и оседала на плечи, на голову, на лицо мелкой пылью. Мертвое пространство. Ни птиц, ни следов зверья. И странно выглядели робкие зеленые островки. То были ростки, которые пустили корни, чудом выжившие в огненном вихре, сохранившие свою жизнь. Они сейчас спешили закрепиться на своем извечном месте, утвердить свое существование.
2
Был ранний вечер, когда Вакулов с рабочим подошли к лагерю. Над озером легкой прозрачной дымкой стлался туман. Нежный ленивый ветерок нес им, уставшим от похода, вкусные запахи мясной пищи, смешанные с дымом костра. Да и сами палатки белели среди таежной зелени, как паруса флотилии, приставшей к берегу.
Их встречали шумно, как когда-то новгородцы встречали Садко Богатого Гостя, прибывшего издалека. Еще бы! Вакулов с рабочим прибыли на базу последними, они как бы ставили точку, завершающую точку, полевым маршрутам. Со всех сторон слышались восклицания и приветствия.
– Ванюха, с прибытием! – Виктор Голиков, загорелый, отрастивший усы и бородку, облапил товарища, помог стащить рюкзак. – Вы там что-то перестарались, вторые сутки ждем.
– Было дело, – Вакулов улыбался откровенно и радостно. – Понимаешь, дожди помогли.
– А мы ведь тож не сидели, кое-что соображали в дожди.
Небольшой палаточный городок после месяцев пребывания в тайге казался оживленным и шумным поселением. Приятно было видеть вокруг себя людские лица, слышать человеческую речь.
– Айда ко мне, я палатку поставил у самого берега, – Голиков, не ожидая согласия, понес тяжелый рюкзак к своей «двухместке». – Соскучился я по тебе, дружище.
На их пути повстречался начальник партии. Борис Васильевич, тоже сильно загорелый, помолодевший, поджарый, протянул руки.
– Здравствуй, Вакулов! Заждались тебя. Пойдем-ка ко мне, коротко доложишь.
Обняв за плечи, повел в свою просторную палатку.
Уселись на раскладных стульях возле стола. Вакулов улыбнулся: приятно, что ни говори, снова быть среди людей! Манеев прибавил света в фонаре «летучая мышь».
– Трудились мы по плану и кое-что прихватили сверх.
Вакулов вынул шлихтовую карту и журнал опробования. Докладывал, не скрывая своей радости. Все ж, как там ни говори, а ему в дожди удалось пройти там, где и не планировалось.
– Поглядим, поглядим, – начальник склонился над картой, читая ее.
Иван пристально следил за пальцем Бориса Васильевича, который медленно двигался, как бы пробуя на ощупь, по склону хребта, по площади, которую Вакулов оконтурил красным пунктиром, – то был обнаруженный им, несомненно, перспективный участок. Именно здесь Вакулов обнаружил в отложениях следы касситерита. Естественно, молодой геолог, довольный своим успехом, своей работой, выполненной сверх программы, внимательно следил за выражением лица своего начальника и, как бывает в таких случаях, ждал добрых слов в свой адрес, ждал заслуженной похвалы. В каких условиях ему пришлось торить маршрут! Да все самому делать, без промывальщика! И вести документацию, и мыть шлихи. Так вышло. Он использовал время дождей, использовал пробудившиеся родники и ручьи.
Но тот почему-то молчал, сухо поджав губы. Смотрел на карту и молчал. Листал полевой дневник и – молчал. И его молчание невольно настораживало Вакулова. Ожидание похвалы как-то само собой поблекло.
– Ну и ну, – произнес наконец Борис Васильевич и сочувственно так улыбнулся, вздыхая. – Материальчики твои того… Дохленькие!
Вакулов остолбенел. Дождался-таки похвалы! Нечего сказать! Он недоуменно переводил взгляд с карты на хмурое лицо начальника и обратно на карту. Верил и не верил своим ушам, не понимая сути – а за что же, собственно, его ругают?
– Ты вот что, не очень-то расстраивайся, – сказал сочувственно Манеев, смягчив тон. – Первый раз, как тот первый блин, который всегда комом. В нашем деле, скажу тебе, главное – понять и учесть. На будущее. Понять и учесть!
Вакулов глотнул воздуха. Он почувствовал, как его шея и кончики ушей полыхнули жаром. И в то же время он не так сразу согласится признать свое поражение. Он не видел за собой никакой вины.
– Что… что понять?
Борис Васильевич снизу вверх посмотрел на Вакулова так, как смотрит учитель на недотепу-школьника, которому только вчера все разъяснили и растолковали, а тот делает вид, что ничего не знает и слышит вроде бы впервые.
– Придется, пожалуй, объяснить.
– Что объяснить? – машинально спросил Вакулов, все еще не воспринимая своим сердцем слова начальника.
– С самого начала, азбучные истины. Смотри на свою карту сам. Видишь, пробы твои, взятые в распадках, стоят друг от друга далеко. Другими словами, интервалы опробования тобой не выдержаны. Это раз! – он загнул мизинец и придавил его большим пальцем. – Количество намытых шлихов не увязано с содержанием полезного материала. Что от поисковика требуется? Если искомого минерала нет, в данном случае касситерита, то следует брать по два лотка. Так? А если найдены единичные знаки, следы минерала, то необходимо намывать по четыре. Так? А у тебя сколько? Намыто лишь по одному. Второе упущение. Два!
Борис Васильевич загибал и загибал пальцы. Он насчитал девять нарушений в проведении маршрута и в составлении документации. В том числе и в предварительной карте. Начальник партии старался говорить как можно спокойнее и понятливее. Не повышал тона и избегал резких выражений, хотя в глубине души чертыхался на чем свет стоит. Ругал прежде всего себя самого: не нашел времени сходить к молодому геологу, чтоб на месте все выяснить, проверить, подсказать. На что надеялся? На то, что с ним опытный промывальщик? Теперь придется выкручиваться, выслушивать от главного геолога.
