Проект мяочанцев, как пороховой заряд, таил в себе опасности. К нему не знали, как и подступиться. В нем чуть ли не каждая страница и чуть ли не каждый столбец цифр невольно вызывали своей новизной явно положительную реакцию своей продуманностью, целеустремленностью и широтой. Проект не был похож на все предыдущие, на все другие, присланные в управление из аналогичных по масштабам экспедиций. Он явно не катился по «рельсам» и, естественно, на него была соответствующая реакция. Мягко говоря, имелись некоторые сомнения. И этих сомнений набиралось более чем достаточно, чтобы преградить дорогу новшеству.
Вот загвоздка-заковырка какая! Мудреная задачка со многими неизвестными. Решать ее не перерешать. Впрочем, если посмотреть на тот же проект с иного конца, с другой стороны, то и сложностей особых не видать, и загвоздки-заковырки сами собой разворачиваются и раскручиваются, расстилаясь ровненькой дорожкой убедительных выкладок очевидных доводов… Вся беда их состояла лишь в одном – они не укладывались в привычные схемы, в четко обозначенные и привычные границы «от» и «до». И потому-то таили в себе взрывоопасную силу, как случайно обнаруженная тяжелая бомба в густонаселенном квартале. Эту бомбу и надлежало ему, Вутятину, обезвредить, разминировать. Сначала снять, открутить головку-взрыватель, а потом и вынуть из нутра всю грозную взрывчатку. А ежели она разминированию не поддается, то, не задумываясь, подорвать на месте. Уничтожить! То бишь перечеркнуть жирным красным карандашом труд мяочанцев, признав его «технически неграмотным», подтвердив примерами о том, что он «содержит ряд ничем не обоснованных расчетов», а посему заключить в конце – «не соответствует реальным условиям».
Такова была дана ему, Вутятину, установка от самого начальника управления, хотя Виктор Андреевич прямо об этом ему и не сказал, а только как бы между прочим дал понять. Он чуть-чуть намекнул выразительной полуулыбкой и тем своим особым тоном, каким были сказаны простые, обычные слова насчет «внимательного ознакомления» да «надлежащей помощи молодым специалистам», очень толковым, деловитым, настоящим энтузиастам Мяочана, но которые, дескать, живя в тайге и далеко от центра, «слишком высоко витают в облаках, забывая о суровой действительности и реальных возможностях».
«Хитро ж устроена наша человеческая жизнь! – грустно думал Вутятин, – живешь-работаешь себе спокойненько, и вдруг вызовет к себе начальник и свалит на твою голову что-нибудь такое, Бог знает откуда появившееся, поставит такую задачку с колючими загвоздками, этакую розочку со сплошными острыми шипами, к которой и ты и другие притронуться ни с какой стороны не могут».
Вутятин, не двигаясь, сидел на своем стуле с мягкой самодельной подушечкой на сиденье, чуть скосив глаза, как бы издали, со стороны, посматривал на злополучный мяочанский проект. И думал. Рядом, у края стола, у стены, стоял обычный тонкий стакан, наполненный водой, в него опущен самодельный небольшой кипятильник. Вода начинала слегка пузыриться, и Андрей Данилович выжидал того момента, когда она окончательно «забулькает», чтобы отключить от сети и сыпануть в кипяток щепоточку настоящего зеленого китайского чая, пачку которого ему презентовал недавно начальник дальней экспедиции, ведущей поисковую разведку на границе с Китаем.
Андрею Даниловичу хотелось выпить стакан освежающего чаю, который, несомненно, поможет принять решение, то решение, которое давно ждет от него руководство. Так бывало не раз. Во все ответственные моменты жизни, поворотные моменты чужой судьбы он замыкался в своем кабинете, запирался на ключ, дотошно штудируя бумаги, вынюхивая их, выискивая малейшие загвоздочки, за которые можно было бы ухватиться, зацепиться и сделать «нужный» вывод… Сидел в таком самовольном заточении, взаперти до тех пор, пока не находил нужных аргументов, и уже на основании их составлял обоснованное заключение.
Но этот треклятый мяочанский проект выводил его из себя. Андрей Данилович мог ожидать всего, но только не такой колючей «заковырки». Одни сплошные странности, не предусмотренные ни наставлениями, ни указаниями из центра. Сплошные завихрения, и все явно не в ту сторону. По молодости, конечно, по неопытности… Хотя Казаковского можно обвинять всего лишь в одном недостатке – в молодости. Но такой недостаток весьма быстро изживается и проходит бесследно. А что касается опытности, то здесь можно и споткнуться. Казаковский хоть и немного, но поработал в управлении, понюхал «канцелярского пороха». Казалось бы, кое-чему научился. И вдруг – нá тебе! – полез напролом! С такой идеей! Ну слыханное ли дело! Словно здесь, в управлении, одни сплошные бездари-остолопы позарылись, ничего вокруг себя не видят, не знают, прямо-таки хоть сегодня же закрывай на ключ кабинеты и разгоняй всех по белу свету… Ничего себе загнул проектик! А позвольте вас спросить, уважаемые молодые, да из ранних, на каком, собственно, таком основании, а? И даже поучает тех, кто на посту и повыше и поответственнее вас находится? Ну, не прямо, скажем, а хотя бы даже и косвенно, в виде представленных расчетов проекта, как бы тыкая в них, в те расчеты, носом всех нас! Как хотят!
Вутятин помешал ложечкой, любуясь прозрачно-лимонной горячей жидкостью, от которой распространялся приятный запах свежего, круто заваренного зеленого чая. Ну как у них, у молодых да ранних, все просто решается! Раз-два и – в дамках! Как тогда, когда искупали в новом костюме и при портфеле с бумагами. Хорошо еще, что все благополучно обошлось, не заболел. А если мы вас самих по носику щелчком? По носику! И раз! И два! Небось, не очень-то приятно будет?..
И Вутятин, взяв свою ручку-самописку, наполненную, словно кровью, яркими красными чернилами, начал «щелкать».
Страницы мяочанского проекта и так пестрели пометками, галочками, вопросами – и робко поставленными тонким, чуть заметным острием карандаша, и начальственно-уверенными чернилами, и руководящими жирными красными вопросами и подчеркиваниями. Вутятин руководствовался ими как указаниями. Перво-наперво он единым махом, не вдаваясь в детали, убрал все разделы по благоустройству поселка – ишь чего вздумали! Строить «на дядю», на другое министерство, на тех, кто придет потом, после геологоразведчиков, и будет осваивать месторождение? Геологи – люди временные, пришли и ушли. Так было и так будет. А в Мяочане там они чего только не нагородили – и жилые дома капитальные, и детский сад, и школу, и Дом культуры, и парикмахерскую, и поликлинику… Так-так! Убрать. Сократить. А то еще, чего доброго, в следующем проекте потребуют ковровые дорожки да ковры в кабинеты. Аппетиты-то у них ого-го какие! Словно забыли, что по одежке и протягивают ножки… А в производственных разделах как размахнулись! Стационарные ремонтно-технические мастерские, гаражи, электростанция… Наполеоны, да и только… И поиск интенсивный, и предварительно-оценочные разведочные работы на перспективных площадях, и подготовка выявленных минерализованных зон к детальным разведочным работам… А мы их по носику! Щелк! Щелк!..
К концу недели, после соответствующего анализа и своеобразного умелого «поиска», у Андрея Даниловича поднакопилось достаточно веских «крючочков», выловленных в проекте, и начинал складываться надлежащий вывод. Тот самый «убедительный» вывод, которого от него ждут. Как говорят, он нашел начало конца, бросил первый увесистый булыжник в сторону мяочанцев, за которым должны градом посыпаться другие камни, ибо начнут их, как по сигналу, кидать многие. И, довольный исполнением служебного долга, Андрей Данилович начал не спеша выковывать в своем уме и заносить на бумагу абзацы будущего приказа, умело подгоняя привычные канцелярские слова друг к другу, чтобы они вставали железной твердостью.
