Головастик кивнул понимающе:
– Знаем. А дальше у них пошли дети фе стиваля?
– Дитя фестиваля. Единственное и долгожданное, родившееся только через пятнадцать лет, когда случилось одно интересное событие. А хотите, пан Головастик, я расскажу вам свою жизнь с самого рождения? Присаживайтесь куда-нибудь.
Он зажал уши, потом замахал руками и завертел головой, как будто отгоняя комаров, затем вдруг обнял меня:
– Прости, Адам! Прости, Мария! Должен был вас проверить. Если бы я тут сам на сам барагозил, другое дело. А то ведь за людей отвечаю.
43
– А люди все как один гады, лентяи и пьяницы! Вот где эта сволочь, Шерлóк? – Головастик пнул дверь, закрытую на железную скобу с висячим замком.
Оказывается, мы уже давно стояли перед магазином. Я зажег экран телефона и разглядел вывеску с полустертым словом «Колокольчик» над серой дверью. Головастик тряс ее, громко крича:
– Отвори потихоньку калитку!
– Сейчас, – раздался голос из-под земли.
Дом покачнулся. Земля под нашими ногами задрожала. Откуда-то снизу большое нечто, вроде медведя, вылезло и щелкнуло зажигалкой, осветив испитое лицо со следами брутальной мужской красоты и окурком в зубах. Человек закурил, встал, превратившись в гору мускулов.
– Ключ не могу найти, – сказал он, зевая.
– Ну, Шерлóк, ну ты как всегда! Познакомься, Мария, это Шерлóк, брат мой из Новосибирска. Скрывается от организованной преступности.
– Все беглецы автоматически становятся вашими братьями, пан Головастик?
– Знаешь, сколько Шерлóк пересажал воров в законе? Он гениальный сыщик! Его мафия хочет грохнуть, только хрен найдет. Потому что он два года прячется в нашем магазине. Открывай, чучело!
Бывший следователь взялся за скобу и рванул. Что-то хрустнуло, замок остался у него в руках.
– Вот я не понимаю, зачем ты дверь каждый раз запираешь? – проворчал Головастик.
В магазине он вел себя как настоящий покупатель. Искал на этикетке пива срок годности, придирался к дизайну «Столичной».
– Видно невооруженным глазом, что ксерокс. Паленая, сто пудов! Глянь, Мария. Они с Бородой охренели от жадности – сами себе продают разбодяженый спирт. И нас травят. Давай, морда, четыре бутылки и «Жигулевского» ящик.
Гигант почесался, вынул из заднего кармана штанов калькулятор, посчитал:
– Тысяча шестьсот.
– Я убью тебя, лодочник! – вскричал Головастик. – У меня жажда справедливости. Мне хочется выпить! На моих плечах груз ответственности. Я Атлант, понимаешь? Эх, люди, люди… Запиши там, у себя, в гроссбухе.
Шерлóк, куда больше похожий на титана Древней Греции, достал из-под прилавка школьную тетрадь, карандашом накорябал цифру. Головастик рассовал водку по карманам.
– Бери, Мария, пиво. Тару вернем. Чао!
Но я оказался морально не готов к роли носильщика на темной дороге без фонарей. Деревянный ящик разъезжался в руках, утрачивая геометрические формы. В третий раз споткнувшись, я выругался, и Головастик сказал:
– Бросай нахер эту мочу в бутылках. Зачем мы ее купили? И вообще, куда мы идем? Я обещал тебе показать голую богиню.
Он не давал такого обещания. Я бы запомнил. Видимо, Головастик лишился душевного равновесия при встрече с продавцом-следователем. Этот Гулливер уголовного розыска, на первый взгляд, составлял отличную пару с красавицей Любой. И на второй тоже. Мой дедушка любил цитировать Камасутру: значение имеет не размер, а соответствие размеров.
– Покарауль водку. – Головастик выгрузил бутылки к моим ногам. – Я на разведку.
Головой вперед он кинулся в стену полыни, растущей вдоль дороги, и пропал
44. Le grand peut-etre
надолго, оставив меня одного под звездным небом.
Первые четверть часа я наслаждался его отсутствием. Есть такие люди, которых очень много. Когда они рядом, чувствуешь себя букашкой их внутреннего мира. К вечеру этого дня мне начало казаться, что из Головастика сделана вся вселенная.
Когда он растворился в полыни, я посмотрел вокруг собственными глазами. Правда, мало что увидел, потому что было темно. Зато в уши богатым потоком вливались голоса пространства. Ночная жизнь деревни звучала, как многослойный саундтрек.
Звук дизеля миксовался с переборами гармошки и голосистым женским криком «виновата ли я?». Старик со старухой визгливо допиливали двуручной пилой свое дерево жизни. Петух напоминал, что ночь темнее всего перед рассветом. Где-то милые бранились – только тешились. Собака и самолет выли дуэтом, как саксофон с контрабасом. Ветер хлопал форточками и ставнями в пустых домах, тряс зонтики укропа, заполонившего огороды. Где-то костер стрелял искрами, и слышались молодые голоса.
Незаметно пришла и все пропитала ночная сырость. Замерз кончик носа. Холодно, как при царе, говорят в Польше о такой зябкой погоде. Казалось бы, при чем здесь царь? Чтобы согреться, я распечатал «Столичную». Выпил за мафию, за мифологию. Мой спутник не возвращался. Должно быть, его превратили в оленя. Это прекрасно. Запряжем его утром в «ниву». Но сейчас-то что делать? Куда идти? Я понятия не имел, в какой стороне дом Бороды. Видимость была нулевая, ориентиры расплывались. Плюс врожденный пространственный кретинизм, из-за которого я пропадаю даже в немецких аэропортах с указателями, – а тут ночь на деревенской улице с водкой. Ходячий центр лабиринта, вот кто я такой – живая мечта Минотавра.
Для храбрости сделал еще один большой глоток, я придумал рекламный слоган поддельной «Столичной»: «Москва, спаленная пожаром» – и отважно пошел на голоса, желая узнать дорогу или получить в морду и немного развлечься.
В конце улицы стоял дом с открытыми настежь воротами и костром в глубине двора. Пламя поднималось высоко, кто-то щедро скормил огню целый шкаф с потрохами – одеждой, молью, нафталином, зеркалом. Нельзя сказать, что я не испытывал душевного трепета, приближаясь к этому аутодафе.
Когда я появился в круге света, сидящие у огня фигуры замолчали. Их было трое. Юноши лет двадцати с плюсом. Один рыжий, двое брюнеты индейского типа. Одеты в конопляные штаны, просторные толстовки с узорами. На шее и на запястьях поблескивают медные цацки.
Рыжий поднялся мне навстречу и спросил: откуда и куда я иду? Подумав, я ответил, что иду из темноты к Бороде. Он кивнул понимающе. Хотите посидеть с нами? Нет, благодарю. Заблудился, видите ли. Не знаете дороги? Точно. При этом спешите? Не то чтобы очень, но, скорее, да, чем нет. Что ж, доброго пути! Насчет пути я как раз и спрашиваю. У нас? Мы не знаем. Парни, вы не знаете? Парни не знали. Я почувствовал раздражение и спросил, как это может быть, что они не знают Бороды? Все трое развели руками, Рыжий философски заметил, что в мире и не такое может быть. Борода это ведь не настоящее имя, а прозвище? Ну да, погонялово. Что-то вроде пароля, известного лишь посвященным? Логично, юноша, вы правы на все сто процентов. Но что если я опишу этого человека? Прекрасная мысль, улыбнулся он. Описывайте! Я описал. Загибая пальцы, Рыжий повторил особые приметы: борода, жена, квадроцикл. Но всё это есть у многих мужчин среднего и старшего возраста. У вас, например, тоже борода. (Я несколько дней не брился и успел обрасти.) Вы женаты? Да. А квадроцикл? Нет, этого нет. Но вы запросто могли бы его купить? Не сказал бы, что запросто. Дорогая игрушка, чего уж там. Однако если очень захотите, то сможете одолжить денег у родственников или взять кредит в банке, не так ли? Пожалуй, смогу. Тогда у вас будет в точности то же самое, что у человека, о котором вы спрашиваете: борода, жена, квадроцикл. Он показал мне три растопыренных пальца. Я правильно излагаю? Да. Почему же вы не хотите признаться, что ищете самого себя?
