– У меня такое впечатление, будто ты ищешь себе извинения, – тихо сказал Джеб. – Ты пытаешься убедить себя в невозможности серьезных отношений с этой женщиной и хочешь услышать от меня слова поддержки.
– Нет, отец, нет. Я просто пытаюсь во всем разобраться.
– С кем ты сейчас тут разговаривал, Гаррет? По-моему, с самим собой. – Джеб Блейк покачал головой. – Может, ты думаешь, что я ударился головой и ничего не соображаю в этой жизни? Я прекрасно понимаю, что с тобой происходит. Ты настолько привык к своему одиночеству, что тебе страшно расстаться с ним. Тебе страшно от того, что в твоей жизни появился новый человек.
– Ничего мне не страшно, – запротестовал Гаррет.
– Ты даже самому себе боишься в этом признаться, – резко оборвал его отец.
В голосе Джеба звучало горькое разочарование.
– Знаешь, Гаррет, когда умерла твоя мама, я тоже искал себе извинений. На протяжении многих лет я говорил себе все то же самое. И хочешь знать, куда это меня завело?
Он смотрел на сына тяжелым взглядом.
– Я старый и слабый человек, но больше всего я устал от одиночества. Если бы это было в моей власти, я прожил бы совсем другую жизнь. И будь я проклят, если я позволю тебе повторить мой путь.
Джеб помолчал, потом сказал, немного смягчившись:
– Я ошибался, Гаррет. Я был не прав, когда отказался от жизни. Я был не прав, терзаясь чувством вины перед твоей мамой. Я был не прав, страдая втихомолку и сверяясь с тем, что бы она сказала или подумала. Знаешь, что я тебе скажу? Не думаю, чтобы твоя мама одобрила мою одинокую жизнь. Она хотела видеть меня счастливым. А знаешь почему?
Гаррет молчал.
– Потому что она любила меня. И если ты думаешь, что, страдая, доказываешь Кэтрин свою любовь, значит, я очень неправильно тебя воспитал.
– Ты все делал правильно…
– Нет. Я смотрю на тебя и вижу свое отражение, а мне хотелось бы видеть совсем другого человека. Мне хотелось бы видеть человека, который продолжает жить и хочет снова стать счастливым. Но я смотрю на тебя и вижу себя – такого, каким я был двадцать лет назад.
Остаток дня Гаррет провел один, гуляя по пляжу и размышляя над словами отца. Возвращаясь мыслями к разговору, он понимал, что с самого начала был неискренен и отец мгновенно его раскусил. А в самом деле, зачем он вызвал отца на разговор? Хотел, чтобы тот подтвердил его мысли или все же возразил ему?
Ближе к вечеру его подавленность сменилась полной апатией. Однако к тому моменту, когда он собрался звонить Терезе, его уже перестало мучить чувство вины перед Кэтрин, вызванное ночным кошмаром. А когда в трубке послышался голос Терезы, у него словно гора упала с плеч.
– Как хорошо, что ты позвонил, – защебетала Тереза. – Я сегодня весь день думаю о тебе.
– Я тоже думал о тебе, – сказал он. – Мне так хотелось бы увидеть тебя сейчас.
– Что с тобой? У тебя невеселый голос.
– Все в порядке. Просто мне одиноко. Как прошел день?
– Обычно. Слишком много дел на работе, слишком много работы дома. Но сейчас уже лучше – ведь ты позвонил.
Гаррет улыбнулся.
– А где Кевин?
– Читает у себя в комнате книжку о дайвинге. Говорит, что решил стать инструктором по дайвингу.
– Интересно, с чего бы это?
– Понятия не имею, – засмеялась она. – А как ты? Чем занимался сегодня?
– Да ничем особенным. Я сегодня не был в магазине – решил взять выходной и весь день гулял по пляжу.
– Надеюсь, ты мечтал обо мне?
Гаррет уклонился от прямого ответа, проигнорировав иронию в ее голосе.
– Я скучал по тебе сегодня.
– Я тоже все время скучаю, – тихо сказала она.
– Я знаю. И потому хотел спросить: когда мы снова увидимся?
Тереза посмотрела на календарь, висевший над столом.
– М-мм… может быть, через три недели? Я хотела пригласить тебя к нам. Ведь ты у нас еще не был. Кевин уедет на неделю в спортивный лагерь, и мы могли бы побыть вдвоем.
– Может, лучше ты ко мне?
– Нет, лучше ты приезжай сюда. У меня за время отпуска накопились долги по работе; если ты приедешь, я смогу видеться с тобой, не бросая работу. И кроме того, пора тебе выбираться из своей Северной Каролины и посмотреть, как живут люди в других местах.
Слушая Терезу, Гаррет поймал себя на том, что рассматривает фотографию Кэтрин на ночном столике. Помолчав, он ответил:
– Хорошо… наверное, я смогу к тебе приехать.
– Ты говоришь как-то неуверенно.
– В общем, да.
– Есть проблемы?
– Нет.
Она помолчала, потом спросила с тревогой в голосе:
– С тобой действительно все в порядке?
Прошло несколько дней. Каждый вечер он звонил Терезе, и в конце концов ему стало казаться, что чувство вины перед Кэтрин растворилось в нем окончательно. Часто он звонил Терезе поздно ночью только для того, чтобы услышать ее голос.
– Привет, – говорил он, – это опять я.
– Привет, Гаррет, – сонным голосом отвечала она, – что случилось?
– Ничего, я просто хотел пожелать спокойной ночи.
– Я уже сплю.
– А сколько времени?
Она посмотрела на часы.
– Почти двенадцать.
– Чего ж ты со мной болтаешь? Ведь тебе пора спать, – говорил он и с улыбкой вешал трубку.
Часто, ворочаясь по ночам без сна, он вспоминал неделю, проведенную вместе с Терезой, вспоминал нежность ее кожи и сходил с ума от желания сжать ее в объятиях.
Иногда его взгляд останавливался на фотографии Кэтрин, и ночной кошмар вновь обрушивался на него во всей своей пронзительной ясности. Он был таким ярким, что Гаррет никак не мог избавиться от ощущения, будто все происходило наяву.
Сон по-прежнему не хотел его отпускать. Раньше он писал Кэтрин письма, выходил на яхте в океан, запечатывал их в бутылку и пускал в воду.
Но сейчас что-то удерживало его от этого. Когда он садился за стол, слова не хотели ложиться на бумагу. Уставший и рассерженный, он начинал вспоминать.
– Это что-то новенькое, – сказал Гаррет, указывая на тарелку Кэтрин. На ней лежала горка салата из шпината.
Кэтрин безразлично пожала плечами.
– Я что, не могу съесть салат?
– Конечно, можешь, – быстро сказал Гаррет. – Просто ты ешь его уже третий раз на этой неделе.
– Не знаю почему, но меня ужасно тянет на шпинат.
– Смотри не превратись в кролика.
Она засмеялась, добавляя в салат заправку.
