– Ничего я в этом хорошего не вижу. Горячку пороть – дело спортить.
– Дело, говоришь? – спросил, отставив гармошку Алеха Архипов. – Иль так, к слову?
– К слову, к слову, – ответил Филипп и выразительно повел глазами в сторону Дуськи.
Алеха понял. Он пил мало, больше в застолье с гармошкой баловался, поэтому и соображал быстрее других.
– Мож, подойти, Филя, а?
– Ладноть, зайдешь завтрева вечерком ко мне на Новые места…
– Како там заделье, кады идет веселье! – пьяно пропел Трофим, но довольно трезво при этом поглядывая на Алеху. – А ну, наливай всем, гармонист запечный! Яха, кончай зенки выкатывать! Филя – му-у-жи-ик!
Он погрозил Яшке грязным пальцем с вдоль треснувшим выпуклым ногтем, о чем-то задумался, немигающе глядя на Цупко, потом встрепенулся.
– Слышь, Филя, а чо-то ты жа пришел, ась? Да еще и спиртяхи приволок! Наливай!
– Разговор есть…
– А говори свой разговор! – раскинул руки Трофим. – Тута все свои напрочь!
– Свои-то, можить, и свои, но взять твою Дуську… У ее ж в подпитии водичка в заднице не задержится…
– Чо-о?! – тут же заорала Дуська, вскочив с лавки. При этом так зацепила ляжкой стол, что самогонная четверть угрожающе качнулась.
– Ты, кобыла! – заорал Трофим, отталкивая своими граблями-ручищами Дуську от стола.
Но хмель окончательно ударил ей в голову. Схватив со стола кухонный нож, сделанный из обломка косы, Дуська кинулась с ним на сожителя.
– А-а-а-а!!
Задорожный, отшатнувшись назад, задрал согнутую в колене ногу и с силой ударил ею Дуську прямо в живот, от чего она, выпустив нож и нелепо хватаясь растопыренными пальцами за воздух, с размаха шмякнулась задницей об половицы, заорав при этом еще оглушительнее.
Трофим тут же набухал полстакана самогонки, подошел к сидящей на полу и орущей Дуське и выплеснул пойло в раззявленный рот сожительницы. Та замолкла. Смотрела куда-то в точку, и не пытаясь обтереть залитую самогонкой физиономию.
Цупко вышел на улицу, немного напуганный Дуськиной выходкой и обозленный, что желаемого разговора не получилось. Сожалел и о том, что пришлось оставить больше полбутылки спирта на столе.
Тем временем в доме Петровой наступило примирение. Дуська, ощущая в животе горящие кишки, в очередной раз поклялась больше никогда не подымать руки на Трофима.
За примирение и для лечебных целей компания допила и Филькин спирт, и остатки самогона. Тут уж захмелел даже Алеха. Сразу устроился спать на лавке у теплого бока печи. Яшка уже давно уткнулся мордой в стол, а Трофим и Дуська еще долго возились на печи, среди вымазанного сажею тряпья. Дуська стонала, взрывалась звериным рыком, материла Трофима, требуя продолжения, получала от него оплеухи. Потом и они забылись в спиртном угаре.
Среди ночи Яшка проснулся от неудобства и прилепившей язык к небу сухости. Он пошарил на столе ковш с водой, помня, что притаскивал его сюда, но не нашел. Посидев на лавке с минуту, на ощупь в кромешной темноте побрел к бочонку у дверей, но тут же наткнулся на табуретку.
С грохотом Яшка рухнул вместе с табуреткой на пол. Загудел, покатившись, оставленный Дуськой на табуретке чугунок.
– А? Кто?! – перепуганно завопил с печи Трофим.
– Да я это, бл… род! – выругался Яшка, шарахаясь в темноте обратно к столу и нашаривая на нем свечной огарок и спички. Кое-как нашел, запалил огонек. Схватил обнаруженный ковш, обливаясь, припал к воде.
– А мы чо, Яха, самогонку всю кончили? – Трофим тяжело спрыгнул с печи.
– Чо вы? – поднял с лавки тяжелую голову Алеха Архипов.
– Душа-а-а гори-ит! – тяжело просипел Трофим. – Щас бы стакашку…
– Ни хрена не осталося! – зло оглядел стол Яшка. – Слышь, Трофим, а где Дуська самогонку брала?
– Черт ее знат! Щас! – Трофим снова полез на печь, затормошил сожительницу. – Эй, Дусь, Дуська, твою мать!
– Ну? – осоловело, не поворачиваясь буркнула Дуська.
– Где самогонку брала?
– Чиво?!
– Самогонку у каво брала, мать твою ети?!
– Да вы совсем сдурели! Ох, голова моя! Пошли на хрен!
– Тя, бл… спрашивают, так отвечай! – зло ткнул сожительницу в бок Трофим.
– Ай! Ты чо! Штоб вы подавилися, задницы сраные!
– Говори, сука! Задушу! – заорал вконец обозленный Трофим.
– У корейцев-огородников, что за Лушкой Куйдиной живут, у речки…
– Я знаю, где это, – уселся на лавке, мотая всклоченной башкой, Алеха. – Гонят узкоглазые из картопли, но дорого берут…
– Мне даром отдадут! – вскочил, покачиваясь Яшка Верхоленцев. – Особливо кады вот такую штуку показать! – Он выхватил из-за голенища сапога узкий, двусторонне заточенный нож длиной в две его широкие ладони. – Айда за самогонкой!
– Чо вы среди ночи затеяли?! – подала голос с печи Дуська.
– Не встревай, дура! – рявкнул Трофим. Затопал к дверям, снял с крюка вытертый полушубок, повернул лицо к собутыльникам. – Но, чо вы, идете или задохлись?
Яшка и Алеха подхватили сваленную в углу на пол верхнюю одежу. Мгновение помедлив, Задорожный сунулся за занавеску, громыхнул там чем-то и появился обратно с тускло блеснувшим топором.
– Сгодится, ежели што…
Троица быстро добралась до невысокой изгороди, за которой темнела приземистая фанза, в которой жили три корейца – Ту-Пен-Ха, Ан-Ир-Сан и Ким-Тан-Ен.
Сколь в Песчанке помнили, корейские огородники жили здесь маленькой коммуной, выращивали лук и чеснок, фасолевые бобы и длинные изогнутые огурцы, шикарные капустные кочаны, алый мак и разные пахучие травки, назначение которых практически никто из местных жителей не знал. Щедро родился у огородников-иноземцев и картофель – продолговатый розовый, рассыпчатый даже при недолгой варке, и огромный желтый, который они и пускали на выгонку самогона.
Но эту сторону своих занятий таили, правда, только от властей. Песчанский народ знал, где можно раздобыть огненной водицы для свадьб и поминок, праздничных застолий или послебанного расслабления.
Задорожный махнул рукой и распахнул калитку так, что она жалобно загудела, ударившись о заборчик. Шагнув в аккуратно выметенный дворик с маленькими цветочными клумбами, пустыми перед зимой, Яшка зло сплюнул на ближайшую, насмешливо кивнув головой Алехе, мол, видал, дурь.
– Бух-бух-бух!!!
Кулаком и сапогом забухал Трофим в низенькую дверь застекленной маленькими аккуратными стеколками веранды.
– Бух-бух-бух!!!
Скрипнула внутренняя дверь, невысокая темная фигурка появилась на веранде и приблизилась к стеклышкам.
– Кто там? – раздался тонкий голос.
