– Ага, – Опанаскин поднялся и пошел к крыльцу. Гаранин засеменил следом.
Пока шел осмотр помещений магазина и конторы, а с кассира снимался допрос, шустро включившиеся в поиски мальчишки, облазив все вокруг, звонкими голосами и свистом сообщили о находке в дровяном сарае.
Опанаскин степенно прошел к сараю, увидел раскрытый и пустой денежный ящик. На крышке не было ни царапины, замок исправно щелкал от ключа, который достал из кармана кассир Гаранин.
– А сколь, гражданин Гаранин, всего ключей имеется? – пристально глядя на него, с расстановкой спросил Опанаскин.
– Так… это… ключа всего два. У заведывающего и у меня…
– Гражданин Мышкин, представьте второй ключ.
– Дома у меня он хранится, буквально один момент! – Мышкин тяжело побежал домой, следом пошел один из милиционеров.
Пустой ящик был доставлен обратно в контору. Вернулся и завмаг со вторым ключом, которым Опанаскин тоже открыл замок, а когда попытался его закрыть, то ключ в замке застрял.
– Яс-сненько-о… – протяжно выговорил Опанаскин.
– А вот еще, гражданин начальник, я тут вспомнил! – появился на пороге конторы сторож Подтягин. – Один из налетчиков, кады оне меня вязали, кому-то крикнул: «Давай скорее, Ефим!»…
– Как, как? Ефим, говоришь? Па-а-нятно! – тряхнул головой Опанаскин и объявил собравшимся у конторы, что по подозрению в совершении хищения значительных денежных средств арестовывает кассира Гаранина, завмага Мышкина и сторожа Подтягина.
Их заперли в кладовке.
Опанаскин отправил одного из милиционеров на станцию для телеграфного сообщения, с другим продолжил снятие допросов с арестованных.
На следующий день, в понедельник 31 октября, допросы продолжились. Но подозреваемые не сказали ничего нового. Опанаскин злился и грозил несусветными карами.
Тем временем в поселке разгорались страсти.
Лесорабочие и их домочадцы собирались кучками, перетирая случившееся. Повод для волнений был нешуточный – исчезло октябрьское жалованье, которое должны были на днях выдать. Когда бы грабители унесли какие-нибудь начальственные деньги, а то кровно заработанные! Уже вовсю гулял слух, что во всем виноват кассир Гаранин, которого причисляли к налетчикам. Самые боевые из рабочего люда уже дважды кричали под окнами гаранинского дома, где заперлась жена кассира с тремя детьми, что с этой бандитской семейкой давно пора разобраться. В закрытые ставнями окна пару раз бухнули булыжниками.
К вечеру страсти накалились до предела. Кое у кого из работяг в руках появились ружья, возбужденная толпа осадила магазин.
Полчаса спустя Опанаскин и его сопровождение трусливо бежали под улюлюканье к станции, пугнутые вдогонку пальбой из ружья одним отчаянным парнем.
Галдящие мужики ворвались в магазин, сбили с кладовки замок и выволокли арестантов на крыльцо, пиная их и матерясь.
– Сознавайтесь, сволочи! – заревела толпа, увидев жалкие, обреченно сжавшиеся фигуры. – Куды, гады, заработанное дели?!
Увесистые кулаки врезались в Мышкина и Гаранина, сбитый с ног сторож Подтягин кулем ухнул с крыльца. Упали на доски и кассир с завмагом, закрывая руками окровавленные лица. Ребра несчастных трещали под ударами сапог.
– Скажешь, паскуда?! Хэ-к!
Выплевывая кровь, Гаранин закричал:
– Скажу! Люди! Сознаюсь! Сознаюсь! Не бейте! Во всем сознаюсь!
Подтягина и Мышкина сразу бросили, а кассира, подхватив под руки, поставили к стене. Один из рабочих навел ему в лоб ружье.
– Ну, гад, молись! Давай, выкладывай все! Как на духу! Тварь ты такая!
Избитый кассир еле шевелил рассеченными губами. Плача, беспрестанно утирая сочащуюся кровь грязным рукавом, он прошептал:
– Шайкой грабили… Денежный ящик увезли на телеге…
– Громче, паскуда! Куда увезли, когда ящик обнаружился! Врешь!
– Не вру, не вру! – испуганно закричал Гаранин. – Хотели на телеге…
– Это они для близиру ящик в сарай уволокли! – заорал кто-то из толпы. – А сам ключом своим, собака, отпер! Видели жа – ящик-то цел! Тока пуст, язви его, с потрохами!..
– Кто сообщники, поганец, говори?!
– Всех не знаю…
– Щас вспомнишь! – К Гаранину подбежал здоровенный детина, ударил пудовым кулаком в лицо, сбив с ног. Нагнулся и схватил кассира за ноги. – Щас я этому задохлику мозги об угол вышибу!
– Погодь, дурень! Тады он вообче ничо не скажет!
Гаранина привели в чувство, снова прислонили к стене. Толпа молча разглядывала тихо плачущего кассира.
У крыльца сидели на земле Мышкин и Подтягин, хлюпали кровавой юшкой под дулом ржавого ружья.
– И чо, долго мы будем ждать?! Говори, а то добавим! – снова угрожающе закричали рабочие.
Гаранин медленно поднял голову, тоскливым взглядом обвел толпу. В сгустившихся сумерках кровопотеки на его бледном лице казались черными.
– Выкладывай, паразит! А не то мы щас сюды бабу твою с выкормышами приволокем да попытаем огоньком!
– Не надо… – проговорил Ефим Гаранин.
Немного помолчал, собираясь с духом.
– Никто не виноват, один я… Со сродственниками это мы… Из Читы…
– А-а-а!!! – торжествующе заревела толпа. – Признался!.. Гад какой! …От сука!.. Признался!.. Эй, зовите сюда милицанеров! Кликай энтих пугливых! За них, дармоедов, работу сделали! Зови! Теперь пущай они дотрясут, с кем этот бляденыш кровные наши денежки уворовал!..
– Чо их кликать, время жечь. Давай, тащи гада на станцию!
Гаранина связали веревкой и отвели на станцию. Там передали обрывающему телеграфный провод Опанаскину.
Наутро Ефима Гаранина под конвоем увезли в Читу, где в 3-м отделении железнодорожной милиции с него сняли подробные показания, опираясь на признание в преступлении.
Гаранин назвал двух своих родственников – Николая Моржакова и Александра Ершова. Первый постоянно проживал в Чите, второй же, к его несчастью, был дровянинским.
Решившись под страхом собственной смерти и расправы с семьей на самооговор, кассир Гаранин показал, что в начале лета Моржаков приезжал к Ершову в Дровяную, там они вместе все и замыслили.
Названные родственники были арестованы, дело передали в уголовный розыск. Там Гаранин попытался объяснить, что его показания вымышлены. Но это, как он надеялся, не помогло.
Моржакова выпустят из тюрьмы через два месяца, а самооговорщик Ефим Гаранин и названный им Александр Ершов просидят за решеткой до августа следующего года. Случайно, в потрепанном номере газеты «Дальне-Восточный путь» от 16 июля, они прочитают статью «Ленковщина», где в числе вскрытых на следствии и суде преступлений шайки Ленкова названо будет и ограбление потребительской кассы в Дровяной в ночь на 30 октября 1921 года. Забытые на девять месяцев в тюремной камере Гаранин и Ершов обратятся 27 июля 1922 года с прошениями в Высший кассационный суд, в очередной раз заявляя о своей непричастности к ограблению. Только в начале августа они выйдут на свободу. Дорого, девятью месяцами за решеткой, горем и позором для всей близких, заплатили невиновные люди за ленковскую «экспроприацию».
