Самойлов не ожидал такого необычного и внезапного захвата. Был настроже, постоянно проверялся: нет ли слежки. И такой провал! Куда подевались ставшие уже привычными наглость и бесцеремонность, высокомерное отношение к окружающим… Это увидели и чекисты.
– Ну и подружку, Самойлов, ты себе выкопал! – смеясь, присел на край стола Салин. – Мало что страхолюдина баба, так ещё и цыганка! Да ты не вскидывайся, не вскидывайся! И зенками не зыркай, а то забоюсь! У баб водичка – будто не знаешь! – в одном месте не держится, а уж у цыганского отродья…
Салин повертел у Мишки перед носом изъятым маузером.
– Ленка-то, как узнала, чей этот маузер… Мозгов хватило! Вот она на тебя и навела! А сама-то на волюшке прохлаждается! Небось уже обжилась в местном таборе, а, Самойлов? И плевать ей на тебя! Такое облегченье…
– Там она, сука!.. – Мишка заскрипел зубами от злости.
Вскоре Салин и Миронов привезли в отдел и Гроховскую.
Увидев подругу, Мишка сжал и без того тонкие губы, в тонкую ниточку вытянулась полоска некогда щегольских усиков.
– Так-то ты мне за ласку отплатила, тварь! Продала с потрохами!
– Я?..
– А кто же, змеюка! Штоб у тебя и вовсе морда сгнила!
Гроховская инстинктивно поднесла руку к платочку, под которым скрывалась провалившаяся и гниющая от сифилиса переносица, бросила на Самойлова испепеляющий взгляд. Чекисты напряглись, ожидая, что сейчас Курносая бросится на Мишку, но Ленка вдруг раздвинула в кривой усмешке изъявленные губы.
– Моя морда при мне останется, а вот тебе-то в лобешник пульку свинцовую вскорости закатают, полюбовничек ты мой драгоценный! Ха-ха-ха-ха!
Она истерично захохотала, откидываясь на стуле назад и сотрясаясь всем телом.
– Пылинки с тебя, паскудного, сдувала! Гоголем ходил! А гоголя-то и не было! Пузырь сдутый! Да кабы не я – так бы и болтался стручок твой вялый! Какой ты мужик – одна фанаберия! Ха-ха-ха!!
Мишка покраснел, сжимая грязные кулаки, и, грязно матерясь, кинулся на Ленку. Миронов только и успел кулак подставить, опрокидывая Самойлова обратно на табуретку. Тот схватился за подбитый глаз, зашипев по-змеиному, отвернулся всем телом к полураскрытому окну. И вдруг заорал, вытянув голову:
– Яшка! Тикай, Яшка! Тикай!!
Салин кинулся к окну и увидел застывшего посреди улицы дюжего молодого мужика, бестолково крутившего головой.
– Миронов! За мной! – скомандовал Салин, выхватывая из кармана револьвер. И уже у дверей – конвоиру:
– Держи эту парочку на мушке! Дёрнутся – вали, не раздумывая!
Салин, Миронов и один из агентов местного угрозыска, Антипьев, выскочили из здания отдела. Увидев их, Яшка бросился прочь.
– На базар побежал! – крикнул Антипьев чекистам.
– Сань, среди толпы затеряться хочет! – тяжело дыша на бегу, ткнул наганом в сторону улепетывавшего мужика Миронов.
– Ни хрена, не уйдёт! – зло откликнулся Салин.
– Давайте проулком – как раз ему в морду зайдёте, ежели он меж рядами кинется! – выкрикнул Антипьев. – А я – за ним, со спины, чтоб не потерять!..
Так и вышло. На два револьверных ствола среди завизжавших торговок и опешивших бородатых мужиков выскочил чесавший в обе лопатки Яшка. Ну, тут – куды с добром!
Когда задержанного завели в комнату, Мишка выругался:
– Черепаха ты, Яшка, бестолковая! Чево, дурень, возле «Господи, помилуй» шаришься? От, лапоть чубатый!
– Сам ты лапоть! – обиженно шмыгнул носом Яшка. – Откель мне знать, что тут за контора расселась! Слышу – вроде ты кликашь, а не пойму, чево…
– Но теперича, Мишенька, ты свово друженька фараонам спроворил! А всё на меня бочку катишь, милёночек! – снова щербато рассмеялась Гроховская.
– О, бля, и ты здеся?! – изумился Яшка.
– Конвой! Уведите-ка покуда эту парочку! – скомандовал Салин. – А с этим гражданином, – он указал на Яшку, – мы немного побеседуем.
Самойлова и Гроховскую вывели за двери, препровождая в арестантское помещение, но в гулком коридорчике ещё некоторое время слышалась их злобная перебранка, усыпанная матами и цветистыми цыганскими проклятиями, которую не могли прервать и грозные окрики конвоиров.
– Ну-те-с, гражданин, как вас звать-величать? – спросил Салин, посадив задержанного на табуретку перед столом.
Миронов зашел Яшке сзади, демонстративно перехватив револьвер рукояткой вперед и угрожающе постукивая ею по лопате левой ладони.
– Певченко. Яков Семёнов. А не хотите Певченко, так величайте Шевченко! – осклабился задержанный.
– Не многовато фамилий? – насмешливо спросил Салин.
– В самый раз, господин сыскарь…
– Цыть! – Миронов приложил слегка наглеца рукояткой по уху. – Не в цирке-шапито. Выворачивай нутро, гнида бандитская! Кто таков?
– Конешна… Коли у вас власть, так и револьвертом заехати можно, – угрюмо покосился на чекиста Яшка, потирая ухо. Испуга у него не наблюдалось. – А ежели тебе, сыскарь, анкета моя нужна, так на – получи.
Певченко-Шевченко перекинул ногу на ногу, устраиваясь на табуретке поудобнее.
– Три десятка годков от роду. Урожденный Ишимского уезда Тобольской губернии.
– Эва, занесло перекати-поле! – покачал головой Миронов. – Ну, расскажи, душегуб, откуда тебя знает арестованный Самойлов?
– Да не просто знает, а такое тебе сопереживанье высказывает – диву можно даться! Мол, беги-тикай во всю прыть, Яшка, от мильтонов и гэпэо, а то как бы чего не вышло… Чего это он об тебе такой заботливый, а? – ехидно осведомился Салин.
– А почём я знаю… – пожал плечами задержанный.
– Сань, давай я ему по загривку съезжу пару раз, – задумчиво предложил Миронов, по-прежнему постукивая револьверной рукояткой по ладони.
– Не будет говорить – видимо, так и придётся, – подыграл Салин.
– Прав таких у вас нетути! – напрягся, хорохорясь, Яшка.
– Ты глянь, Сань, умности-то каки вкручивает! – засмеялся Миронов. – Истинный крест, врежу по кумполу!
– Конешна, власть у вас… – монотонно пробубнил задержанный, кося глаза на мелькающую справа – вверх-вниз, вверх-вниз! – рукоятку нагана с массивной головкой вкрученного в неё винта-скобы для револьверного шнура.
– Власть, безусловно, у нас. А ты бы хотел, чтобы она к вам перекочевала? Не будет этого никогда! – сказал Салин. – Ну что? Может быть, гражданин нам поведает про свои бандитские делишки? Глядь, – следствие и подойдёт с пониманием.
Салин подмигнул Яшке.
– Давай, мужичок, выворачивай нутро, а то и впрямь в распыл пойдёшь.
– В распыл так в распыл, чо теперя-то… – сгорбил плечи Певченко-Шевченко.
