Увы! Все свелось к наивно-слезливому прошению, с которым обратилась к «Гражданину председателю комиссии по разгрузке тюрем» гражданка Анна Мартемьяновна Бизина.
Достаточно внимательно вчитаться в эти строки, чтобы стало ясно: писульку эту сочинял сам «Ляксей Андреич», каким-то образом сумев-таки переправить ее на волю:
«Мой муж – Алексей Бизин – заключен в Читинскую тюрьму с 19 мая по доносу некого Багрова в том, что он хотел будто бы сдать свою землянку (где живут куры) Ленкову под жилье и укрывательство. В действительности ничего подобного не было, Ленков у нас никогда не жил, что видно и из дела, и никогда землянку нашу занять не собирался и не уговаривался…»
(Прервемся! Заметили? Чистая правда! И договора никогда такого с Ленковым не было и быть не могло – чего ж ему к курям! И Багрову ли этого не знать – стало быть, донос ложный! У следователей – бумаг сотни, разве они всё упомнят? Возникло же прошение в ответ на такой донос – значит, точно был. Откуда только знать Анне Мартемьяновне – чего там видно из дела? Но продолжим!)
«…Между тем на основании этого голословного доноса, говорящего даже не о преступлении моего мужа, а только о каких-то предположениях, он – 62-летний старик – оторван от семьи, хозяйства и сидит в тюрьме. Не может быть такого предположения, что только из-за доноса, никем и ничем не подтвержденного, шестидесятидвухлетний старик бросит семью, хозяйство и скроется от суда, а между тем следователь при Высшем Кассационном суде Колесниченко заявил мне, что муж может быть освобожден только под залог недвижимого имущества ценностью в 1000 рублей золотом.
Мы с мужем люди очень бедные и такого залога представить не можем, и все, на что я могу рассчитывать, – это найти имущественного поручителя на 200–300 рубл. золотом.
Ввиду изложенного убедительно прошу Вас, гражданин Председатель, освободить моего мужа Алексея Бизина до суда под надзор милиции или имущественное поручительство ценностью не выше 300 р. золотом. Анна Бизина, а за неграмотную и по личной ее просьбе расписался Закржавский».
Но прошение это не сработало. Бизин остался в тюрьме, на допросах по-прежнему изворачивался и уводил следствие в сторону. Попыток обработать следствие не оставлял, сочиняя новые и новые прошения, от своего имени и от соседей по Новым местам:
«Семья моя без всяких средств к существованию и лишенная последнего работника – меня, нуждается в куске хлеба. Не считая себя ни в чем виновным, будучи твердо убежден, что следствие в дальнейшем выяснит полную мою непричастность к уголовному делу, я ходатайствую об освобождении меня из тюрьмы под представленное поручительство… А. Бизин».
Одновременно с таким прошением к следователю по особо важным делам Н. И. Колесниченко поступило и упомянутое поручительство:
«Мы, нижеподписавшиеся, удостоверяем, что семья Алексея Андреевича Бизина после заключения его в тюрьму испытывает острую нужду в самом необходимом, т. к. единственным работником в семье был он.
Мы же принимаем на себя ручательство в том, что если он будет из заключения до суда освобожден, то никуда не скроется и по первому требованию явится в суд.
1-й: Гр. Шандин Павел Иванович, 30 лет, гр. Тверской губ., Бежецкого уезда, Новской волости, деревни Заручье, проживающий в гор. Чите, Новые места, между Кладбищенской и Нерчинско-Завод. ул., соб. дом.
2-й: Гр. Лапин Андрей Кузьмич, 36 лет, ур. Енисейской губ., Ачинского уезда Корынловской волости, деревни Баит, проживающий в гор. Чите, на Новых местах, Кабанская улица, соб. дом.
В чем и подписуемся собственноручно».
Но и на этих бумажках появилась лаконичная резолюция Колесниченко: «Отказать». Роль Бизина в ходе допросов ленковцев вырисовывалась все отчетливее.
Когда, ещё 23 мая, Коське Баталову сообщили об уничтожении Ленкова, он, запустив грязные пальцы в лохмы на седой голове, несколько минут переваривал услышанное. Недоверчиво и долго вглядывался в изображение убитого вожака на ещё влажном прямоугольнике фотографического картона, а после невнятно буркнул следователю:
– Чево уж тут… Пиши… Тока ты там отметь – я сам, с полным чистосердечием…
Показания Баталова дали подробности и состав участников не только тех преступлений, в которых он участвовал после выхода из тюрьмы в марте. Сообщил он и что слышал от других бандитов. Страшные свидетельства Коськи дополнили многостраничные протоколы допросов Бориски Багрова, во многом подтвердив рассказанное беспощадным убийцей – «маленьким солдатиком».
Крепко припёрли эти показания пытавшихся прикинуться простачками Бизина и Цупко. К тому же уже в восемь часов утра 23 мая двенадцать сотрудников ГПО нагрянули на Песчанский постоялый двор с обыском. Действовали без промедления и занудных переговоров с хозяйкой через высокий и крепкий забор. Выбили калитку, застрелили бросившегося волкодава, перерыли оба дома и все сараи, амбары и погреба. Однако ничего существенного, такого, что бы заставило Анну Спешилову готовить себе узелок для возврата на тюремные нары, найдено не было.
А вот на Новых местах, где обыск чекисты произвели раньше, в пятом часу утра, обитатели спешиловского дома испугом не отделались. Четырнадцатилетний Васька Спешилов был арестован и препровождён в ГПО.
«Арестовали» и квартиранта – Павла Калинина. О дальнейшей судьбе этого молодого человека, успевшего побывать каппелевским прапорщиком, белым лазутчиком и секретным агентом Чека ДВР, автору, увы, неизвестно.
Обращают на себя только два сохранившихся документа, датированные 29 мая 1922 года.
Это рапорт коменданта, в чьём ведении находилось арестное помещение при ГПО, на имя директора Госполитохраны: «28 мая 1922 г. около 10 часов вечера согласно распоряжения начальника секретного отдела тов. Альшанского арестованный Калинин Павел препровождался в УР под конвоиром тов. Жилиным. Арестованный Калинин по дороге бежал и благодаря темноты Калинину удалось скрыться».
Второй же документ, наоборот, адресован коменданту ГПО. Это отношение начальника агентуры секретного отдела Главного управления ГПО, довольно лаконичное по содержанию: «Прошу исключить из списков арестованных, сидящих в арестном помещении под стражей, гр. Калинина, т. к. таковой в ночь с 28 на 29 мая 1922 г. бежал».
Предполагать можно разное, смотря, в каком ракурсе рассматривать столь быстрое и своеобразное реагирование на случившееся. Не правда ли, странна такая «моментальная» исполнительность начальника агентуры? Да и зачем ему вообще переживать о точном учёте арестованных, сидящих в арестном помещении ГПО, если он занимается абсолютно другим делом – работой с подсобным аппаратом, агентами ГПО? А тут – мгновенное реагирование, мол, сними, комендант, беглеца с учёта, дабы лишняя арестантская пайка «не зависла»… Больше это похоже на «стирание» любых сведений о Калинине.
Вполне возможно, что вскоре в Маньчжурию к полковнику Родионову вернулся посланный им в своё время лазутчик с «ценными сведениями» о военной мощи красной Дэвээрии. И… можно начинать создание эпопеи о Штирлице из Забайкалья.
