– Малых моих тоже заберете?
– Что же, не на кого оставить?
– Кому жа оне нужны, окромя матери! – надрывно, со слезой в голосе, проговорила Гроховская.
– Кончай плаксивость разводить! Кто в доме ещё есть, я тебя спрашиваю? – повысил голос Ашихмин.
– Хозяева и квантиранты.
– Иди вперёд, лампу зажги.
В кухне на столе Ленка засветила керосиновую лампу, осветившую постеленный на полу потник, покрытый старым лоскутным одеялом.
– Кто тут спал? – спросил появившийся на пороге Фоменко.
– Был да ушёл, – проскороговорила Курносая, зло зыркая глазами.
– Самойлов?
– А хотя бы и он!
– Давно простились?
– Али упомнишь… – потянулась Гроховская, нарочито зевая.
– Упомнишь, – пообещал Фоменко. – Кто из мужиков в доме?
– Я тут.
Сбоку, из темной спальной комнатки, выступила фигура в белой исподней рубашке и подштанниках.
– Кто такой?
– Домовладелец это новый, Киргинцев Мишка, – опередила Гроховская.
– Ага, – подтвердил нескладный мужичок.
– Кто ещё в доме?
– Жонка моя, Ляксандра, да бабка Гроховская… Ещё квантирантка – Заборовская Елена, женщина сурьёзная…
– А это кто был и вот здесь ночевал? – ткнул пальцем в лоскутное одеяло Фоменко.
– Ну… И не знаю, рано лёг…
– Что-то, братец, ты заюлил… Иди одевайся.
– Дык, это… припоминаю… гости были у Ленки…
– Молчи, сучонок! Лезешь не в своё… – злобно оборвала его Гроховская.
– Стоп, красна девица! Где Самойлов? Серьёзно спрашиваю!
– Сказала же! Был и ушёл!
– Гх-м! – кашлянул за спиной у Гроховской Киргинцев, указывая глазами на давно беленный, в змеящихся трещинках, потолок.
– Баташёв! – позвал Дмитрий Иванович. Появившемуся из сеней помощнику что-то шепнул на ухо. Тот сразу же устремился во двор.
В это время над головой раздался глухой стук, даже не стук – шорох.
– Так! – резко бросил Фоменко, поворачиваясь к выходу.
Степан Ашихмин шагнул к перепуганному Киргинцеву, крепко взял за локоть.
– А ну-ка, пойдём, голубчик!
– Куда это?! – почти фальцетом крикнул Мишка, покорно переставляя подгибающиеся ноги. – Я не виноват!
– А кто ж тебя винит? – тихо, со зловещинкой, проговорил Ашихмин.
Вышли во двор. Ашихмин толкнул Киргинцева к лестнице, прислоненной верхним концом к черному чердачному проёму над головами.
– Ну-ка, голубчик, полезай, посмотри, кто там, в твоём доме под стрехой шараборится!
– Нет, нет! – заорал Мишка, но Ашихмин, шикнув на него, пребольно ткнул стволом револьвера под рёбра.
– Чево жа это деется, матерь божья! Осподи-святки! – запричитал Киргинцев.
Медленно, то задирая голову, то оглядываясь на милиционеров, Киргинцев полез по скрипучей лестнице вверх, одолевая каждую перекладину с тяжёлым вздохом.
– Чего тянешь, давай шустрей! Ну! – подогнал его Ашихмин.
Мишка одолел ещё одну перекладину.
Фоменко нетерпеливо спустился с крыльца, наблюдая за ползущей к тёмному лазу белой фигурой. Ещё перекладина, ещё.
– Б-бах!!! – Предутреннюю тишину разодрало неожиданным выстрелом.
– Ах ты, сука продажная! – злобным лаем раздалось с чердака.
– Б-бах! Б-бах!
Плеть выстрелов хлестнула из чёрной чердачной дыры.
Тяжёлым кулём рухнул с лестницы Киргинцев.
Согнулся, падая ничком, Фоменко.
– Дмитрий Иванович! – закричал Баташёв. – Дмитрия Ивановича зацепило!
По чердаку со всех сторон ударили выстрелы чекистов и милиционеров.
К Фоменко, наугад паля из наганов в сторону крыши, подбежали Баташёв и Ашихмин, упали на колени. Приподняли Дмитрия Ивановича под руки, вскочив, перетащили к завалинке, пригибаясь, потом бегом занесли раненого в дом.
– Бах! Бах! Б-бах!
Выстрелам, казалось, не будет конца!
– Всех вас, гадов, достану! Ни один не уйдёт! – вопил с чердака тот же злобный, захлебывающийся голос.
– Б-бах!!
– По-мо-ги-и-те… – полз к крыльцу, заливаясь кровью, очнувшийся после падения, тяжело раненный Киргинцев. – А-а-х-хр…
Внезапная стрельба, крики, стоны, выход из строя в самом начале перестрелки начальника угрозыска – всё это мгновенно внесло сумятицу в разношёрстную группу милиционеров и госполитохрановцев. Кому-то показалось, что попали они в западню, нарвались на превосходящую их вооружённую до зубов силу.
Этой сумятицей и паникой не замедлил воспользоваться единственный, как потом оказалось, обитатель чердака. Под грохот и сполохи выстрелов он спрыгнул наземь, оказавшись тут же, среди тех, кто пришёл за ним, резво бросился к забору.
Увидевший прыжок Лавров вскинул наган, но сухой щелчок курка, показалось, громом ударил по ушам!
Лавров метнулся за прытким бандитом, крича что есть мочи:
– Стреляйте! Стреляйте! Это – Самойлов!
С калейдоскопической быстротой узнав по приметам убегающего, Лавров прыгнул, хватая поднявшегося над забором бандита за кацавейку, но тот сильно ударил его ногой, отбросил и сумел-таки перелететь на ту сторону.
Схватившийся от боли за грудь Лавров бессильно смотрел, как следом, перемахнув через забор и посылая пулю за пулей в спину Самойлову, ринулись два его сотрудника.
Уперевшись в перекладину забора, стрелял, пока не закончились патроны в магазине, из своего браунинга Аносов. Потом выматерился, нехотя поворачиваясь в сторону дома: боязно было увидеть раненого начальника уголовного розыска.
– Оцепить квартал! – крикнул отдышавшийся Лавров. В оглушительной после выстрелов тишине на его голос тут же откликнулись заливистым лаем осмелевшие собаки.
– А как пальба началась – как обрезало шавок! – проговорил тяжело дышавший Аносов, медля перед крыльцом.
– Да как же это? – повторял Ашихмин, с тоской глядя на Баташёва, поддерживающего лежащему на потнике в кухне Дмитрию Ивановичу голову. – Как же, Миша?..
Лицо Фоменко с неплотно закрытыми глазами казалось особенно белым в забрезжившем утреннем сумраке.
– Давайте в машину, в машину! – забежал в дом, размахивая револьвером, Лавров. – Поезжай с ним, Баташёв. Довезите…
Он сунул револьвер за пазуху, подхватил вместе с Баташёвым и Ашихминым отяжелевшего Фоменко. Понесли к грузовику.
У ворот столкнулись с запыхавшимися, вымазанными в грязи сотрудниками ГПО – Самойлов ушёл.
