Беседуя с Джин, Адриана слышала, как открылась входная дверь, а затем – скрип сапог по деревянному полу. Она сказала об этом Джин, перед тем как повесить трубку, и пошла проверить, кто пришел. Ее не было несколько минут. Вернувшись, она посмотрела на Пола, будто не зная, что сказать. Глубоко вздохнув, она решилась.
– Он хочет с тобой поговорить.
–Кто?
– Роберт Торрельсон.
Когда Пол вошел в гостиную, Роберт Торрельсон сидел на диване, низко опустив голову. Пришедший поднял глаза, его лицо казалось непроницаемым. Фланнер думал, будто ни за что не узнает Торрельсона, но теперь понял: он ошибался. За истекший год Торрельсон почти не изменился, только волосы стали совсем седыми. Глаза сурово смотрели на доктора.
Роберт молчал, наблюдая, как Пол передвигает кресло, чтобы видеть лицо собеседника.
– Все-таки приехали, – наконец проговорил Торрельсон. Его голос был скрипучим, грубым, с характерным южным выговором.
–Да.
– Не думал, что вы откликнетесь на мое письмо.
– Я и сам не думал.
Роберт фыркнул, будто именно такого ответа и ожидал.
– Вы уже говорили с моим сыном?
–Да.
Торрельсон криво усмехнулся, прекрасно зная, о чем шла речь.
– Он сказал, что вы и не пытались оправдываться.
– Все верно.
– По-прежнему считаете, что сделали все правильно?
Пол посмотрел в окно, вспоминая слова Адрианы. Нет, ему никогда не переубедить Торрельсонов!
– В письме говорилось, что вы хотите встретиться и поговорить о чем-то важном. Я приехал. Чем могу вам помочь, мистер Торрельсон?
Из нагрудного кармана Роберт достал пачку сигарет и спички. Закурив, он придвинул к себе пепельницу и откинулся на спинку дивана.
– Что же все-таки случилось? – спросил он.
– Ничего, – отозвался Пол, – операция прошла удачно.
– Тогда почему она умерла?
– Я и сам хотел бы это знать.
– Адвокаты посоветовали так отвечать?
– Нет, – спокойно ответил Пол, – это правда. Думаю, вам нужна именно правда. Если бы я знал другой ответ, то дал бы его вам.
Роберт затянулся, а когда выдохнул, Пол услышал негромкий хрип, словно из старой гармоники выпустили воздух.
– Вы знали, что опухоль у нее с самого детства?
– Нет, не знал.
Торрельсон снова затянулся. Когда он заговорил, голос смягчился, будто согретый теплом воспоминаний.
– Конечно, тогда опухоль еще не была такой большой. С половинку грецкого ореха и не очень яркая. Но все равно ничем не скроешь и кремом не замажешь. Будто что-то попало под кожу. Джилл всегда из-за нее переживала, даже когда была маленькой. Я на несколько лет старше и помню, как она постоянно смотрела под ноги, когда шла в школу. Понять, в чем дело, не составило ни малейшего труда.
Роберт замолчал, будто собираясь с мыслями, Пол решил его не перебивать.
– Как многие в наших краях, Джилл не окончила школу и пошла работать. Она помогала сушить сети на причале, где мы выгружаем рыбу. Там мы и познакомились. Я крутился вокруг нее целый год, а Джилл и словом не обмолвилась. Но мне она все равно нравилась. Такая честная, работала за троих и все пыталась закрыть лицо волосами. Только я-то знал, что она скрывает. Когда я смотрел на ее лицо, то видел не опухоль, а самые красивые глаза на свете. Темно-карие, бархатные, теплые! Я по-прежнему пытался ее разговорить, но она продолжала отмалчиваться, пока не поняла, что от меня так просто не отделаться! Я пригласил Джилл на свидание, но весь вечер она только и делала, что смотрела себе под ноги.
Торрельсон нервно переплел пальцы.
– Я пригласил ее снова. Во второй раз все прошло лучше. Джилл умела смеяться и веселиться от души, и чем дольше мы встречались, тем больше она мне нравилась. Через некоторое время я понял, что впервые влюбился. Опухоль на лице меня не волновала ни тогда, ни в последние годы ее жизни. Но сама Джилл постоянно о ней помнила и очень переживала.
Роберт перевел дыхание.
– За двадцать лет у нас родились семеро детей, и каждый раз, когда Джилл беременела, опухоль росла. Не понимаю, как это могло быть связано, но Джилл все равно хотела детей и была отличной матерью. Знала, что детям нужна строгость, хотя гораздо больше – ласка и терпение. Жизнь в Роданте легкой не назовешь, а Джилл старалась, чтобы дома мне и детям было хорошо и спокойно. Я гордился женой и позаботился, чтобы об этом знал весь город. Надеялся, что этого будет достаточно. Видимо, я ошибался.
Пол молчал, и Роберт продолжил рассказывать дальше:
– Как-то раз она увидела по телевизору женщину, которой удалили опухоль. Она показывала фотографии до и после операции. Думаю, именно тогда Джилл и вбила себе в голову, что может навсегда избавиться от отметины. По крайней мере разговоры об операции начались после этого. Удовольствие не из дешевых, тем более что у нас не было страховки, но Джилл старалась придумать какой-то выход.
Торрельсон заглянул Полу в глаза.
– Я пытался отговорить Джилл, однако безрезультатно. Для меня не существовало женщины красивее, и когда она тихо плакала в ванной комнате, у меня сердце разрывалось. Бедная, она всю жизнь мучилась с опухолью и так устала! Устала оттого, что люди стараются не смотреть ей в лицо, а дети немеют от ужаса. В конце концов я сдался, собрал все наши сбережения и получил в банке ссуду под залог лодки. Вас нам порекомендовали как лучшего специалиста. В то утро Джилл была так счастлива, так волновалась, и я понял, что правильно поступил, согласившись на операцию. Я пообещал, что буду рядом, когда она проснется. Знаете, что она ответила?
Роберт взглянул на Пола, чтобы убедиться, что тот внимательно слушает.
– Она сказала, что всю жизнь хотела быть красивой именно для меня. Я только и успел подумать, что для меня она и так была красавицей.
Пол низко наклонил голову, не зная, что ответить.
– Вы ничего не знали о Джилл. Для вас она была просто женщиной, которую вы оперировали, женщиной, которая умерла, женщиной, чья семья подала на вас в суд. Я хотел, чтобы вы узнали, какой она была. Джилл это заслужила.
В последний раз стряхнув пепел с сигареты, Торрельсон погасил окурок.
– Вы последний, кого видела Джилл перед смертью. Она была самой лучшей женщиной на свете, а вы этого не знали. – Торрельсон сделал паузу, чтобы Пол осознал смысл сказанного. – Теперь знаете.
Он поднялся и быстро ушел.
* * *
Услышав историю Роберта Торрельсона, Адриана осторожно вытерла Полу слезы.
– Ну как ты?
– Не знаю, – признался он. – В голове такая каша.
