– Ты ведь не настоишь на том, чтобы Анна отложила свадьбу? После всего, что сказал Ной?
Джейн покачала головой.
– Я пыталась его переубедить, но он же такой упрямый. Надеюсь, он настаивает на этом не потому…
Она замолчала. Я прекрасно понял, что Джейн хотела сказать.
– …не потому, что жить ему осталось недолго, – закончила она. – И что это последний большой праздник в его жизни.
– Ной так не считает. Он проживет еще немало лет.
– Ты уверен?
– Да. Для своего возраста он держится прекрасно. Особенно если сравнить с его ровесниками в Крик-Сайде, Они почти не выходят из комнат и целыми сутками смотрят телевизор.
– Ну да, а он сидит у пруда и любуется этим дурацким лебедем. Как будто есть какая-то разница.
– Лебедь его радует, – заметил я.
– Но это неправильно, – резко возразила Джейн. – Разве ты не понимаешь? Мамы нет. И лебедь не имеет к ней никакого отношения.
Я не знал, что ответить, и поэтому просто промолчал.
– Это какое-то безумие, – продолжала она. – Кормить лебедя – одно дело. Но верить, что мамин дух каким-то образом вернулся, бессмысленно. – Она скрестила руки на груди. – Я слышала, как папа разговаривает с лебедем. Он постоянно с ним беседует и, кажется, искренне уверен, что лебедь его понимает. Кейт и Дэвид тоже слышали. И ты.
Жена с упреком взглянула на меня.
– Да, – признал я. – Я слышал, как Ной разговаривает с лебедем.
– И тебя это не тревожит?
Я переступил с ноги на ногу и осторожно сказал:
– Мне кажется, сейчас Ною просто нужно во что-то верить.
– Но почему?
– Потому что он любит Элли. И скучает по ней.
У Джейн задрожали губы.
– И я скучаю, – прошептала она.
Но мы оба прекрасно знали, что это не одно и то же.
Невзирая на усталость, нас обоих не привлекала перспектива оказаться дома после пережитого в больнице. Джейн внезапно объявила, что умирает с голоду, и мы решили поужинать в «Челси».
Не успев войти, я услышал звуки фортепиано. Джон Петерсон, ненадолго вернувшийся в Ныо-Берн, играл в ресторане по выходным, но время от времени выступал и в будние дни – в том числе сегодня. Столики вокруг инструмента были заняты, в баре тоже не нашлось мест.
Мы сидели наверху, подальше от толпы; столики там по большей части пустовали. Джейн удивила меня, заказав бокал вина: видимо, пыталась расслабиться.
– Что папа сказал тебе, пока вы были вдвоем? – спросила жена, осторожно извлекая кости из рыбы.
– Ничего особенного, – ответил я. – Я спросил, как он себя чувствует и что случилось. В основном то же самое потом услышали и все вы.
Она подняла бровь:
– В основном? А что еще?
– Ты действительно хочешь знать?
Джейн отложила вилку.
– Он снова попросил тебя кормить лебедя, да?
– Да.
– И ты согласился?
– Да, – сказал я, но увидел выражение ее лица и быстро добавил: – Прежде чем сердиться, учти: я согласился вовсе не потому, что верю, будто лебедь и есть Элли. Я делаю это по одной причине – меня попросил Ной. Я не хочу, чтобы лебедь умер от голода. Полагаю, он уже разучился искать корм самостоятельно.
Джейн скептически взглянула на меня:
– Мама терпеть не могла хлеб с изюмом. Она никогда его не ела. Предпочитала печь сама.
К счастью, появление официанта пресекло дальнейшее обсуждение этой темы. Когда он спросил, как нам нравятся закуски, Джейн вдруг поинтересовалась, войдут ли эти блюда в свадебное меню. Выражение лица официанта вдруг изменилось. Он улыбнулся.
– А, так это вы устраиваете свадьбу на выходных в старом доме Кэлхоуна? – спросил он.
– Да, – сияя, ответила Джейн.
– Так я и подумал. У вас будет работать не меньше половины нашего персонала. – Официант ухмыльнулся. – Приятно было встретиться. Если угодно, я покажу вам полное праздничное меню.
После его ухода Джейн наклонилась ко мне:
– Видимо, это ответ на один из моих вопросов. Насчет обслуживания.
– Я же велел тебе не беспокоиться.
Она допила вино.
– Думаешь, они установят тент, поскольку праздник будет проходить на улице?
– Почему бы не устроить все в доме? – предложил я. – Я, во всяком случае, буду там, когда придут садовники, может быть, удастся заодно нанять уборщиков. У нас есть несколько дней. Уверен, что кого-нибудь подыщу.
– Давай попытаемся, – протянула Джейн. Я догадался, что она вспоминает свой последний визит в старый дом. – Там, наверное, чертовски пыльно. В доме годами никто не прибирал.
– Да, но ведь это всего лишь уборка. Я кое-кому позвоню. Посмотрим, что можно сделать, – настаивал я.
– Ты все время так говоришь.
– Я все время так поступаю, – возразил я, и Джейн добродушно засмеялась.
В окно у нее за спиной я увидел свою контору и заметил, что у Саксона по-прежнему горит свет. Несомненно, у него возникли важные дела, поскольку Саксон редко засиживался допоздна. Джейн перехватила мой взгляд.
– Уже скучаешь по работе? – спросила она.
– Нет, – ответил я. – Так приятно ненадолго от нее оторваться.
Она пристально взглянула на меня:
– Ты не врешь?
– Нет, конечно. – Я потеребил воротник рубашки. – Здорово, что в течение недели не нужно надевать костюм.
– Готова поклясться, ты уже забыл, что это такое. Полноценного отпуска у тебя не было… кажется, восемь лет.
– Быть того не может.
Джейн кивнула:
– Ты порой брал отгулы на два-три дня, но последний твой отпуск, на неделю, был аж в 1995 году. Помнишь? Когда мы в детьми уехали во Флориду. Сразу после того, как Джозеф окончил школу.
Она была права. То, что некогда казалось плюсом, теперь я рассматривал как ошибку.
– Прости, – сказал я.
– За что?
– За то, что у нас не было отпуска. Это несправедливо по отношению к тебе и к детям. Мне следовало больше времени проводить с вами.
– Все в порядке, никаких проблем, – отозвалась Джейн, помахивая вилкой.
– Нет, – возразил я. Хотя жена уже давно привыкла к моей одержимости работой и приняла ее как неизбежное, я знал, что для нее это всегда было больным местом. Мне удалось привлечь ее внимание, и я продолжил:
– Я хочу попросить прощения за все. Жаль, что работа помешала мне принять участие во многих событиях, пока наши дети росли. Например, в вечеринках на день рождения. Я даже не помню, сколько из них пропустил из-за того, что у меня были совещания, которые я отказывался переносить. Я еще много чего пропустил – волейбольные матчи, экскурсии, школьные концерты, спектакли… Удивительно, что дети не держат на меня зла, не говоря уже о том, что они меня любят.
