Итак, этой ночью я открыл Библию, которую Джейми подарила
мне на Рождество и начал читать. Я слышал все о Библии в воскресной школе или в
церкви, но, откровенно говоря, я только помнил основные моменты - Бог послал
семь казней так, чтобы израильтяне смогли оставить Египет, Иону проглотил кит,
Иисус ходил по воде и воскресил Лазаря из мертвых. Были и другие важные
персоны, также. Я знал, что фактически каждая глава Библии говорила о Боге,
делающего что-то захватывающее, но я не изучил их всех. Как христиане мы в
большой степени изучаем Новый Завет, и я не знал ничего про книги об Иисусе
Навине, или Руфе или Иоиле. Первую ночь я просмотрел книгу Бытия, вторую ночь -
книгу Исхода. Книга Левит была следующей, потом книга Чисел и затем книга
Второзаконие. В определенных частях мое продвижение замедлялось, даже притом
что все законы объяснялись, все же я не мог это осмыслить. Это было
принуждение, которое я не мог полностью понять.
Было уже поздно однажды ночью, и я устал к тому времени,
когда я, в конечном счете, достиг книги Псалмов, но так или иначе я знал, что
это было тем, что я искал. Каждый слышал двадцать второй Псалом, который
начинается, "Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться", но
я хотел прочитать другие, так как ни один из них не должен был быть более
важным, чем другие. После часа поисков я натолкнулся на подчеркнутую секцию,
предполагая, что Джейми отметила её, потому что это что-то означало для нее.
Вот, что там было сказано:
К тебе, Господи, взываю: твердыня моя! Не будь безмолвен для
меня, чтобы при безмолвии Твоем я не уподобился нисходящим в могилу.
Услышь голос молений моих, когда я взываю к Тебе, когда
поднимаю руки мои к святому храму Твоему.
Я закрыл Библию со слезами на глазах, неспособным закончить
псалом.
Так или иначе, я знал, что она подчеркнула это для меня.
"Я не знаю, что сделать", сказал я ошеломленно,
смотря на тусклый свет своей лампы в спальни. Моя мама и я сидели на моей
кровати. Время подходило к концу января, самый трудный месяц моей жизни, и я знал,
что в феврале все только ухудшится.
"Я знаю, что это трудно для тебя", бормотала она,
"но ты ничем не сможешь помочь".
"Я не подразумеваю о болезни Джейми - я знаю, что
ничего не могу поделать. Я говорю о Джейми и себе".
Моя мать смотрела на меня сочувственно. Она волновалась о
Джейми, но она также волновалась и обо мне. Я продолжал.
"Трудно мне говорить с нею. Все, что я могу сделать,
когда я смотрю на нее, - думаю о дне, когда уже не увижу её. Таким образом, я
провожу все свое время в школе, думая о ней, желая видеть её прямо тогда, но
когда я добираюсь к её дому, то не знаю, что сказать".
"Я не знаю, есть ли что-нибудь, что бы ты смог сказать,
чтобы она почувствовала себя лучше".
"Тогда, что я должен сделать?"
Она посмотрела на меня печально и обняла рукой мое плечо.
"Ты действительно любишь ее, не так ли", сказала она.
"Всем своим сердцем".
Я никогда не видел ее настолько грустной. "Что твое
сердце говорит тебе делать?"
"Я не знаю".
"Возможно", сказала она мягко, "ты с трудом
пробуешь услышать его".
На следующий день я был аккуратней с Джейми, хотя и не очень
сильно. Прежде, чем я пришел, я сказал себе, что не буду говорить ничего, что
могло бы опустить её настроение - что я буду пробовать говорить с нею, как и
прежде - так и случилось. Я сел на ее кушетке и рассказал ей о некоторых из
моих друзей, и что они делали; я разыграл ее с успехом баскетбольной команды. Я
сказал ей, что я все еще не получил известия с университета Северной Каролины,
но что я надеялся, что буду знать ответ в течение следующих нескольких недель.
Я сказал ей, что я с нетерпением ждал окончания учебы. Я говорил так, как если
бы она вернется в школу на следующей неделе, и я знал, что я казался
взволнованным все время. Джейми улыбалась и кивала в нужное время, задавая вопросы,
время от времени. Но я думаю, что мы оба знали к тому времени, когда я закончил
говорить, что такие разговоры были в последний раз. И из-за этого мы не
чувствовали себя хорошо.
Мое сердце говорило мне точно то же самое.
Я сосредоточил свое внимание на Библии снова, в надежде, что
она будет вести меня.
"Как ты себя чувствуешь?" спросил я несколько дней
спустя.
К настоящему времени Джейми достаточно потеряла в весе. Ее
кожа имела немного сероватый оттенок, и кости на ее руках начинали показываться
через кожу.
Снова я видел ушибы. Мы были в ее доме в гостиной комнате;
холод был достаточно сильным для нее, чтобы вытерпеть его.
Несмотря на все это, она все еще выглядела красивой.
"Со мной все хорошо", сказала она, отважно
улыбаясь. "Доктора дали мне немного лекарства от боли, и это, кажется,
помогает немного".
Я приходил каждый день. Время, казалось, замедлялось и
убыстрялось в то же самое время.
"Я могу что-нибудь достать для тебя?"
"Нет, спасибо, у меня все прекрасно".
Я осмотрел комнату, потом посмотрел снова на нее.
"Я читал Библию", сказал я, наконец.
"Правда?" Ее лицо просияло, напоминая мне об
ангеле, которого я видел в пьесе. Я не мог поверить, что прошло только шесть
недель.
"Я хотел, чтобы ты знала".
"Я рада, что ты сказал мне".
"Я читал книгу Иова вчера вечером", сказал я,
"где Бог испытывал веру Иова".
Она улыбнулась и наклонилась, чтобы приласкать мою руку, ее
рука любя торкнулась моей кожи. Чувство было приятным. "Ты должен
прочитать кое-что еще. Эта книга не о Боге в одном из Его лучших
мгновений".
"Почему Он так поступил с ним?"
"Я не знаю", сказала она.
"Ты когда-либо чувствуешь себя подобно Иову?"
Она улыбнулась, небольшой огонек пробежал в ее глазах.
"Иногда".
"Но ты не потеряла веры?"
"Нет". Я знал, что она не потеряла, но я думаю,
что я терял свою.
"Потому что ты думаешь, что ты смогла бы
поправиться?"
"Нет", сказала она, "потому что это -
единственная вещь, которая у меня осталась".
После этого, мы начали читать Библию вместе. Так или иначе,
это походило на правильную вещь, но мое сердце, тем не менее, говорило мне, что
все еще можно сделать что-то большее.
