— Вы тоже сказанули, товарищ майор! С ребенком!.. Я что, похож на идиота, чтобы трахаться без презерватива?
— А если у нее чувства к тебе?
— А если у меня к ней чувства?
— Уж мне-то не заливай. Но хватит базарить. Давай к группе. Пора уходить.
— Смирнову, значит, можно со своей мадам миловаться на виду у всех, а Соболь в строй?
— У них давние отношения.
— Настолько давние, что при встрече с ней Боря охренел по полной. Конечно, если одну ночь по пьянке считать давними и серьезными отношениями, то да. Тогда Боря наш Казанове даст сто очков вперед.
— Я что сказал? — повысил голос Жилин.
— Идти к парням.
— А ты?
— Что я?
— Бегом марш!
— Есть, бегом марш! — Соболь сплюнул в пыль и, до предела возмущенный такой вот вопиющей несправедливостью, направился к бойцам группы, которые собрались у сожженной техники.
Жилин посмотрел на часы и крикнул:
— Смирнов!
Старший лейтенант повернулся.
— Я, товарищ майор!
— Уходить пора, давайте к группе, на базе договорите.
— Понял, идем!
Вскоре два вертолета поднялись над дорогой и взяли курс на базу Хмеймим.
Потом на место боя прибыл сирийский вертолет, забрал тела погибших и единственно выжившего солдата. Подъехали люди из Барава и похоронили убитых боевиков.
На базе группу встретил полковник Северцов.
Он выслушал доклад майора Жилина, подозвал к себе Смирнова и сказал:
— Ну так что, Боря? Опять отличились?
Смирнов посмотрел на командира отряда.
— В каком смысле? В том, что попали в засаду, нашей вины нет. Я посылал сирийцев в разведку…
— Да не о том я. Отличились в хорошем смысле. Решение в сложной, можно сказать, критической ситуации было принято верное, действовали слаженно, умело, спасли медиков. Молодцы!..
— Вот только все отделение сирийцев потеряли, кроме одного бойца.
— Война, Боря!
— Да глупо все как-то. И еще эта, как ее, шестерня, чтоб ей, развалилась в самый неподходящий момент.
— А я думаю, что эта незапланированная остановка «УАЗа», которая явилась неожиданностью не только для вас, но и для боевиков, сыграла нам на руку. Иначе духи не пропустили бы санитарку. Они вынуждены были бы применить против вас гранатомет, затем ударить по транспортеру и по спешившимся солдатам. Так что, по сути дела, поломка помогла вам.
Смирнов пожал плечами.
— Может быть. Теперь какая разница? Группа сопровождения выполнила задачу. Медики живы, а это самое главное.
— Верно. Подожди-ка. — Северцов подошел к строю, объявил благодарность Курко и Соболю, разрешил всем отдых, вернулся к Смирнову и сказал: — Ну а мы пойдем в кабинет.
Старший лейтенант тяжело вздохнул и осведомился:
— Может, я позже отчет составлю?
— Отчет составишь позже. Ты не забыл, что должен кое-что мне рассказать из своего прошлого?
— Вот вы о чем.
— Не о чем, а о ком. Пойдем.
Офицеры прошли в штаб.
В кабинете Северцов предложил Смирнову устраиваться в кресле у столика и спросил:
— Кофе хочешь? Не местный, нормальный. Или чаю?
— Я бы, Александр Сергеевич, сейчас с удовольствием граммов сто пятьдесят выпил.
Северцов неожиданно проговорил:
— Хорошо. Небольшая доза никогда не помешает. Особенно если с разрешения начальства, а не так, как вы с Соболем.
— О чем это вы, товарищ полковник?
— Ладно-ладно, сам все знаешь. — Командир отряда достал из шкафа початую бутылку водки, налил чуть больше половины граненого стакана, поставил перед Смирновым вместе с тарелкой, на которой лежали ломтики яблок. — Пей!
— А вы?
— Я не хочу.
— Вот это правильно, Александр Сергеевич. От водки одни неприятности.
Северцов рассмеялся и осведомился:
— Кто мне об этом говорит?
— А разве я не прав?
— Если прав, тогда и самому нечего пить. — Он протянул руку, но Смирнов уже взял стакан и заявил:
— Я о вас, товарищ полковник. Вы все же мозговой центр отряда, стратег наш, отец родной, а мы кто? Всего лишь исполнители. Нам отдали приказ, мы и пошли.
— Значит, тебе можно, мне нет?
— Я считаю, что да.
— Ладно. Пей и закусывай яблоками. Извини, больше ничего нет.
— Это ерунда, поужинаю в столовой. — Смирнов залпом выпил водку, поставил стакан на столик.
Яблоки ему не пригодились. Он достал пачку сигарет и вопросительно посмотрел на командира отряда.
Тот покачал головой, прошел к окну и открыл форточку, хотя в кабинете работал кондиционер.
— Кури, чего уж теперь.
Смирнов щелкнул зажигалкой, затянулся, выпустил облако дыма в сторону форточки и заявил:
— Вот сейчас совсем хорошо.
— Если хорошо, то давай рассказывай!
— Уточните, пожалуйста, о чем конкретно?
— О ваших отношениях с Галиной Павловной Авдеевой.
— Так вы ведь все уже знаете.
— Я слушаю, Боря.
— Да мне и рассказать нечего.
— Слушаю!
— А с чего начать-то?
— С самого начала и до момента расставания.
— Хорошо, но вам-то это зачем? Нет, мне скрывать нечего, но все же это личное.
— Если личное, то я попрошу Авдееву поделиться воспоминаниями. Мне надо знать о своих подчиненных все!
— Авдееву беспокоить не надо. Сам расскажу, если эта история так вас заинтересовала.
Смирнов закончил повествование быстрее, чем докурил сигарету.
— Это все? — спросил Северцов.
— Так точно! А вы думали, что у меня с ней долгий и бурный роман был?
— Да, Боря. Скажи-ка, тебе никогда не было стыдно за этот, честно говоря, подлый поступок?
— Вот только упрекать меня не надо, товарищ полковник. Сами слышали, все происходило как во сне, в пьяном угаре. Да еще базары ребят о том, что Галя… Но я уже говорил об этом. Вот и сдернул, о чем, между прочим, сейчас глубоко сожалею.
— Извинился хоть?
— А куда бы я делся, встретив ее? Конечно, извинился.
— Она что?
— Поначалу типа шел бы ты туда, куда свинтил после выпуска, а вот сегодня, когда бой закончился, другой базар пошел.
