У Матвеева было огромное искушение снять вину со своих товарищей по службе, односельчан, добрых друзей и знакомых, указав в своей докладной: дескать, мощи Саровского Святого украли неизвестные разбойники, остановив телегу посреди глухого леса. Однако я его урезонил, задав простой вопрос: откуда это может быть известно уполномоченному ОГПУ, если сами пострадавшие совершенно ничего о случившемся не помнят?!
Да уж, после того как разнесся слух о том, что в Москву привезли пустой просфорный ящик, чего только не говорили! Например, что дивеевская игуменья снарядила своих монахинь, и они прибыли в Арзамас, где у монастыря имелась гостиница, отобранная большевиками, хотя часть ее еще продолжали занимать монастырские жительницы. И вот вечером приехали чекисты с драгоценным грузом. Монахини их накормили колбасой до отвала, напоили водкой, так что все лежали без памяти. Тогда монахини расколотили ящик, остававшийся без присмотра на телеге, забрали мощи святого, погрузили на лошадь и увезли в Дивеево. А ящик снова забили, так что никто из чекистов ничего не заметил. В Дивееве монахини мощи спрятали, и только малое число доверенных людей знали об этом месте.
Кто знает, может быть, и в самом деле эти пустые слухи привели бы к преследованиям ни в чем не повинных и к этой истории совершенно не причастных дивеевских монахинь, если бы Матвеев 4 июля 1927 года не дал в Пензу и Москву свою знаменитую телеграмму, которая произвела и в губернском центре, и в столице истинное смятение умов: «Настоящим сообщаю, что подлинные останки Саровского Святого мною лично будут доставлены со всеми имеющимися по этому вопросу документами по получении разрешения на выезд. Матвеев, уполномоченный ОГПУ в Краснослободске».
Этой телеграмме Матвеева предшествовала еще одна – его же, следующего содержания:
«В бывшем Саровском монастыре в дореволюционное время предполагалось к открытию мощей могилы схимонаха Марка, находящейся рядом с бывшей могилой Саровского Святого и существующей до настоящего времени. По поводу открытия мощей в то время монахами и духовенством велась соответствующая агитация, каковая с ликвидацией монастыря и мощей Саровского Святого начала снова распространяться монахами среди населения и рассказами о святости могилы и нетления мощей праха Марка, а поэтому прошу вашего распоряжения о создании комиссии для вскрытия этой могилы с представителями от населения и об уничтожении могущих быть обнаруженными остатков от гроба и праха именуемого Марка».
Таким образом мы подготовили безупречное обоснование для действий Матвеева!
Позднее, давая объяснения своему начальству, он рассказывал: когда губернская комиссия по изъятию мощей Саровского Святого отбыла, он, случайно зайдя в церковь, заметил сдвинутые плиты, а под ними отыскался подземный ход. Пройдя туда с факелом, Матвеев оказался в склепе Марка-молчальника. После этого он и отбил телеграмму в Пензу о необходимости вскрытия раки схимника. Однако, не дожидаясь ответа (который, к слову сказать, так и не был получен, поскольку монастырь в Сарове официально числился уже ликвидированным и возиться с мощами очередного «сомнительного» святого ни у кого охоты не было), Матвеев на свой страх и риск сам поднял крышку дубовой домовины – и обнаружил там мощи Саровского Святого! Матвеев увидел на ногах скелета знаменитые парчовые туфли (с которых Маркеллин некогда стряхивал песок!), а на кистях рук – белые шелковые рукавички с вышитой надписью: «Святой праведный, моли Бога за нас!» А главное, на мощах возлежал медный крест – знаменитый наперсный медный крест преподобного Серафима, некогда подаренный ему матерью! Все эти предметы значились в описи 1920 года. Можно только было удивляться, что никто из губернского начальства, изымавшего мощи в апреле 1927 года, не заметил их отсутствия!
Матвеев якобы сразу понял, что произошло. Судя по всему, еще задолго до приезда комиссии, которая собиралась конфисковать мощи Саровского Святого, возмущенные монахи отыскали старинный подземный ход между церковью Живоносного Источника и часовенкой, поставленной над могилой Марка-молчальника, и подменили мощи святых. Действовали, конечно, в спешке: именно поэтому посох схимника Марка оказался среди вещей, описанных принадлежащими Саровскому Святому, а его крест забыли переложить к мощам Марка!
Обнаружить тех, кто устроил подмену, Матвеев, конечно, уже не мог. Все, что ему удалось, это, сохраняя строжайшую тайну, самолично перевезти «подлинные останки Саровского Святого» в Москву, где их позднее выставили для всеобщего обозрения в Донском монастыре, а потом передали в Московский центральный антирелигиозный музей, созданный при Союзе воинствующих безбожников. Начиная с 1928 года этот музей располагается в зданиях закрытого Страстного монастыря
[78].
В 6-м отделе ОГПУ попытались было разобраться в этой чрезвычайно запутанной и темной истории, однако так и не смогли, а потому сочли за благо смириться с объяснением, предложенным Матвеевым.
Должен признаться, что мы с Лизой приложили для этого немало усилий. Именно тогда, помогая мне, она проявила себя как отличный индуктор! Нам удалось внушить тем, кто интересовался и занимался этим делом, что неизвестными злоумышленниками по пути в Москву были похищены именно мощи Марка-молчальника. Якобы подмененные мощи! Над этим даже немало веселились в 6-м отделе. Таким же образом нам с Лизой удалось обеспечить «случайное» уничтожение многих документов, связанных с этим делом, и создать максимальную путаницу в оставшихся.
В 6-м отделе поговаривали даже о том, чтобы наградить Матвеева, однако мы смогли заставить сотрудников забыть об этой мысли. Если бы эта история стала известна в Сарове и Дивееве, ему могли бы отомстить. Ведь об истинной подоплеке событий и своего участия в них Николай Дмитриевич вынужден был молчать.
Так же, как и все другие участники этой истории, в том числе и я…
Вернувшись в Москву, я спокойно перенес взрыв негодования и презрения Бокия за то, что не смог раздобыть для Спецотдела «бесценный Саровский артефакт» и зря потратил время на поездку. Я заслужил выговор по служебной линии, но это меня ничуть не волновало.
У меня были все основания гордиться собой, и негодование Бокия значило для меня не более чем жужжание надоедливой мухи.
Странно… у меня тогда возникла мысль сходить на могилу Артемьева, похороненного рядом с его женой на Ваганьковском кладбище, и постоять там хотя бы некоторое время, как бы отдавая ему отчет в том, что я исполнил свой долг… Однако потом я решил туда не ходить: этот странный, опасный, недобрый человек, враг наш и защитник, где бы ни находился, несомненно, знал, что мне все удалось!
Нашими с Лизой стараниями даже и теперь, всего лишь через десять лет после случившегося, эта история остается покрытой таким мраком, что сквозь него мало что можно разглядеть. А в будущем, вполне возможно, только эти строки и откроют правду о событиях тех лет…
