Некоторое время из трубки доносились всхлипывания и почти бессвязные восклицания, из которых, впрочем, и Ромашов, и Андреянов поняли, что Фаина Ивановна после выхода из заключения очень бедствовала, почти умирала с голоду, однако ее подобрала и приютила Ольга Васильева.
– С ее детьми нянчусь, – сказала Фаина Ивановна с такой горькой усмешкой, что Ромашову не составило труда понять: для нее это несусветное унижение, которое она терпит только ради куска хлеба.
Но через мгновение голос ее оживился:
– Толик, помнишь, Женьку? Эту девчонку, которую Ольга невесть где подобрала? Теперь она привела в дом еще одну шлюху, а у той шлюхи мальчишка – совершенно под пару Женьке. Не иначе как на одном углу эти две дуры детей подобрали. То нормальные, как все, дети как дети, а то будто бес их перепояшет! Фокусничают – диву даешься!
– А кто такой Егоров? – перебил вдруг Андреянов, и Ромашов чуть не придушил его.
О том, как фокусничают дети Грозы, он готов был слушать часами, однако для Андреянова, само собой, это не представляло никакого интереса. Он ведь не в курсе ромашовских истинных дел. К счастью…
А из трубки доносился возбужденный голос Фаины Ивановны:
– Да это квартирант! По разнарядке его поселили. Строил было куры Томке, мамаше ненормального Сашки, да та его отшила и связалась с большим начальником… Кстати, знаешь, с кем, Толик? Не поверишь, когда узнаешь, кто у нее в любовниках! Борька Лозиков, твой приятель и зам бывший! Он теперь в Губапсбыте на главном стуле сидит!
– Мир, сволочь, до чего же тесен, ну просто плюнуть некуда! – шепнул Андреянов, покосившись на Ромашова.
Впрочем, Фаина Ивановна была так увлечена своим рассказом, что не услышала и продолжала трещать:
– Вот по кому тюрьма плачет, так это по Лозикову твоему. Иногда подслушаешь, как Томка о его махинациях с Олькой болтает, так за голову хватаешься! Тебе до него далеко было, мальчик мой!
– Тетушка, погоди, – перебил Андреянов. – Я так понимаю, ты особой любви к Ольге по-прежнему не питаешь?
– Любви? – Фаина Ивановна чуть не захлебнулась. – Да я ее ненавижу! Ты ведь и не знаешь ничего! Она сама Томке рассказала, как на тебя донос накропала и отнесла ночью своими руками на Воробьевку, в ящик для доносов, который, помнишь, в тридцать седьмом году висел на стеночке областного НКВД! Помнишь, синенький такой? Туда Ольга и опустила то письмецо, из-за которого тебя взяли, а потом – через твои гешефты – и до меня добрались! Она рассказывала, а я слушала… Ух, как я ее ненавижу! Только и жду, какую пакость ей подстроить, какую свинью подложить! А приходится притворяться! Приходится лебезить, с детьми этими мерзкими возиться, носы их сопливые да задницы грязные подтирать! Было бы куда уйти да окажись в доме хоть разъединая драгоценность, которую можно продать хорошо, только бы меня и видели. Но я Ольке все равно удружу! Я ей все равно подстрою пакость! Мужа-то ее еще в феврале…
– Тетушка, дорогая ты моя, – задушевно перебил Андреянов, – очень рад, что наши с тобой цели и задачи вполне совпадают. О том, что это Ольга меня посадила, я давно догадался. Васька Васильев не мог знать того, о чем было сказано в доносе. Она наши с тобой разговоры послушала еще там, в Плотничном переулке, – и донесла. Но слушай, я сейчас больше говорить не могу, тут очередь собралась около телефона, поэтому жди меня завтра с утра. Во сколько наши подружки на работу уходят? К восьми? Ну, около девяти-десяти ты меня и жди, поняла? Ах да, помнишь, тетушка, как мы с тобой Женьку у нашей красавицы украли? Про маковое молочко помнишь?
И Андреянов вдруг расхохотался.
– Про маковое молочко? – растерянно спросила Фаина Ивановна, однако он уже повесил трубку, и Ромашов увидел, что, как по мановению волшебной палочки, он снова сделался прежним обаятельным красавчиком Андреяновым, так что две женщины, топтавшиеся около будки и только что готовые устроить скандал излишне разговорчивому мужчине, вполне снисходительно восприняли его извинения.
– Ну, а теперь на трамвай, – махнул рукой Андреянов. – Вон туда, через привокзальную площадь, на улицу Новинскую, – и в гости к Лозикову! Он нас не только накормит, напоит и спать уложит, но и еще кое-что для нас сделает… Чтобы завтрашний день нам удалось провести с пользой и всяческими приятностями. Я кое-что придумал. Только надо еще успеть с Сидоровым парой-тройкой слов перемолвиться!
Проговорив это, он загадочно умолк, и, сколько ни спрашивал Ромашов, только качал головой и ничего не желал объяснять.
В конце концов Ромашов от него отстал. Да и, сказать по правде, планы Андреянова мстить Ольге Васильевой его мало интересовали. Ему только бы добраться до детей Грозы – а Андреянов пусть делает что хочет!
Горький, 1942 год
Когда Ольга ушла на работу, дети, конечно, еще крепко спали.
Фаина Ивановна, очень бледная, взвинченная, вяло шевелилась на кухне, поминутно что-нибудь роняя. Тамара, угрюмая, в том же мятом платье, в котором спала на диване, стояла в палисаднике, потирая виски и почему-то очень внимательно разглядывая старую яблоню.
Проходя мимо, Ольга поздоровалась, но Тамара не ответила.
На всех, видимо, сказался вчерашний вечер! У Ольги тоже разламывалась голова, сердце теснило до боли, но она поскорей убежала из дому, надеясь, что полегчает на работе, в каждодневной суете.
Однако не полегчало – наоборот, сердце стало прихватывать так, что Ольга несколько раз уходила в темную кладовую и отсиживалась там, стараясь дышать то глубже, то чаще, пока боль немного не утихала.
С ней бывало такое – вдруг как прижмет, но тотчас отпустит. Ольга и внимания на это никогда не обращала. А сейчас вдруг вспомнила, что такими же спазмами страдала когда-то мама. От одного из них она и умерла.
Дурацкие, дурацкие мысли! Ольга гнала их, гнала, но чем дальше шел день, тем явственней одолевала мысль: случилось что-то плохое… И эта порой невыносимая сердечная боль появилась не просто так, а от тягостных предчувствий.
Дома что-то произошло!
Наконец она не выдержала и попросила разрешения у начальника позвонить домой. Тот, конечно, позволил, однако Фаина Ивановна трубку не брала. «Наверное, пошла с детьми гулять!» – изо всех сил успокаивала себя Ольга. На всякий случай набрала номер Тамары – и ушам не поверила, услышав:
– Это ты кольцо забрала?
– Какое кольцо? – изумилась Ольга.
– Не делай вид, что не понимаешь! – прошипела Тамара. – То кольцо, из-за которого вы все вчера устроили эту кошмарную истерику.
– Тамара, опомнись, ты же вчера сама сказала, что его выбросила, – резко ответила Ольга.
– Да ничего я не выбросила! – выкрикнула Тамара, ничуть не заботясь о том, что ее кто-то может услышать. Видимо, начальства не было поблизости. – Должна же я была вам что-то сказать, чтобы отвязались! С ума я сошла, что ли, такую драгоценность выбрасывать?! Это кольцо можно продать и какое-то время о деньгах вообще не заботиться! Конечно, на самом деле я его не выбросила, а спрятала в дупло яблони в палисаднике! Помнишь, где дети делали свой секретник?
