– Так вот это что такое! – слабым голосом воскликнул Бокий, почувствовав освобождение от гипнотической власти. Краем глаза я увидел, что он хватается за кладбищенскую оградку, чтобы не упасть. Однако боевой задор в нем отнюдь не угас, потому что он крикнул: – Товарищи! Выходите! Берите его!
Но тут из-за ближайшего могильного памятника выскочил еще один «покойник», облаченный в такой же балахон, как первый, однако не бросился на помощь сообщнику, а вскинул правую руку в сторону Бокия в таком недвусмысленном жесте, что я стремительно «бросил огонь» вновь.
Теперь уже мне приходилось хвататься за ограду, чтобы удержаться на ногах, поскольку два раза подряд «бросить огонь» – это значит потерять много сил. Однако, на счастье, подоспела наша засадная группа, и «живых покойников» скрутили. Они были слишком озабочены тем, чтобы погасить свою горящую одежду, поэтому не сопротивлялись, однако я, как ни был слаб, потребовал первым делом завязать глаза и связать руки тому, кто проделывал гипнотические пассы. Я еще до нашего прихода на кладбище не сомневался, что здесь не обходится без гипноза, иначе чем можно было объяснить то, что все жертвы ограблений начисто теряли память о случившемся?
Думаю, что Бокий сделал бы попытку привлечь первого «покойника», этого самого гипнотизера, к сотрудничеству с отделом, однако, когда мы вели арестованных с кладбища, тот вдруг бросился бежать. И прежде чем я успел еще раз «бросить огонь», теперь уже вслед, чтобы задержать его, один из милиционеров выстрелил, да так метко, что попал ему в голову. Бокий сначала огорчался, что погиб такой гипнотизер, которого можно было бы завербовать. Но потом вспомнил, что на самом-то деле он сам находился просто на волосок от гибели – из-за этого гипнотизера. То, что я фактически спас ему жизнь, он оценил и поблагодарил меня, признал, что вел себя глупо и больше не будет так бездумно рисковать жизнью только из любви к риску.
Правда, благодарность свою он выразил весьма своеобразно, если не сказать – жестоко и подло…
Горький, 1941 год
Похолодало резко и внезапно: уже в октябре начались морозы. Ольга порадовалась, что не успела променять вещи Василия Васильевича на продукты: например, его единственный оставшийся вязаный жилет очень пригодился Тамаре, у которой не оказалось с собой почти ничего теплого. Был жилет, правда, поношенный и не слишком-то приглядный, но другой, который смотрелся куда лучше, стащила Симочка. О ней, однако, старались не вспоминать, чтобы не портить настроение, да и времени особого не было: Ольга устроилась на работу.
Вышло это так.
Еще когда заговорили о переливании крови, которое пришлось делать Егорову в Арзамасском госпитале, Ольга вспомнила, что слышала в очереди разговоры: якобы на новой подстанции переливания крови, которая открылась на улице Костина, недалеко от площади Горького, в помещении бывшего мехторга, донорам дают талоны на продукты и деньги. Ходили слухи, что с войной дополнительное питание для доноров отменили, а деньги все без разговоров перечисляются в фонд обороны, но, может, это только слухи?
Здоровье у Ольги было крепкое, она и отправилась однажды на эту подстанцию – узнать, что там и как. Доноров оказалось довольно много: пришлось даже в очереди посидеть. Потом она сняла свои вещи, оставила их в гардеробной, надела белый халат, повязала волосы косынкой и прошла в операционную вместе с другой женщиной. Там стояли четыре стола, однако доноров приняли только двоих.
Худенькая медсестра сноровисто перетянула Ольге руку жгутом и ввела в вену иглу. Ольга от волнения закрыла глаза, хотя ничего особенного, никакой боли не ощущала. И даже голова не кружилась! Медсестра озабоченно поглядывала то на Ольгу, то на другого донора, внимательно следя за положением иглы в венах, то и дело спрашивала о самочувствии, а когда Ольга закрыла глаза, встревожилась, не в обмороке ли она.
Спускаясь со стола, Ольга заметила этикетку с надписью химическим карандашом: «Группа крови I. Донор Васильева Ольга Даниловна, г.р. 1917 г. Горький», которую наклеили на бутылочку поближе к горлышку.
– Вот перельют вашу кровь какому-нибудь бойцу на фронте, он увидит эту надпись – и узнает, кому, может быть, жизнью обязан, – сказала ей медсестра, перехватив ее любопытный взгляд. – Я, когда сама сдаю, все время об этом думаю. Вдруг моего мужа спасет моя кровь? Или брата…
– Господи, – пробормотала Ольга, – а ведь и Вася мой может быть ранен. Вдруг моя кровь ему поможет? Я еще приду сдавать, обязательно приду! – И вдруг, словно ее толкнул кто-то, спросила: – А у вас тут работники не требуются? Санитары там, уборщицы?
– У нас жгутисты требуются, – сказала медсестра. – И еще как! Хотите поступить? Зарплата не больно велика, зато такое дело нужное делаем! Ну и мы все кровь регулярно сдаем, талоны на доппитание получаем.
– А это что такое – жгутист? – с некоторым испугом спросила Ольга, еще держа руку согнутой и зажимая проспиртованную ватку.
– Вот я сегодня не свою работу делала, а жгутистом была, – пояснила медсестра. – Бегала туда-сюда, хотя жгутист должен находиться рядом с каждым донором. Именно поэтому мы только по двое доноров обслуживаем, хотя и стола четыре, и очередь сами видели, какая. Да вы зайдите к начальнику, он гораздо лучше объяснит.
Потом Ольге выдали талоны на жиры и сахар, еще и чаю налили с увесистым ломтем хлеба. Денег, правда, и в самом деле не начислили.
«Ну и на том спасибо», – подумала она, пряча в сумку талоны и размышляя, зайти все же к начальнику подстанции или не стоит.
Наконец решилась. Нашла его кабинет, постучалась, вошла – и, к своему изумлению, сразу после короткого разговора со старым сухоньким доктором Федоровым (кстати, его и звали Федором Федоровичем!) была принята на работу.
Разговор этот, как ни странно, не касался ни Ольгиного происхождения, ни социального положения, ни членства в партии или подобных вещей, которыми обычно интересуются при приеме на работу. Ольга выслушала небольшую лекцию об Александре Александровиче Богданове, создателе первого в мире Института переливания крови.
– Я учился у него, работал вместе с ним, я знаю, это был великий человек, который отнюдь не преувеличивал значение крови – и переливания крови не только для спасения жизней, но и для оздоровления людей, – сказал Федор Федорович. – Она, как говорил мой учитель, не просто питательная жидкость, а живая ткань, которая имеет огромное организационное значение для организма. При гемотрансфузии, то есть переливании, от одного человека другому неизбежно передается, например, иммунитет – то есть способность противостоять разным заражениям. Такие важные вещи, как лейкоциты, гормоны и так далее. При правильно проведенной гемотрансфузии пациент оздоравливается!
Федоров умолк, однако его лицо еще мгновение хранило то же вдохновенное выражение, с которым он вспоминал своего учителя. Но вот голос стал суше, взгляд – строже:
– Я бы хотел, чтобы вы усвоили: с началом войны изменился сам подход к заготовкам крови. Она сейчас – одно из первейших средств спасения наших фронтовиков. И ее запасы должны выдерживать не только нужные сроки хранения, но и транспортировку на дальние расстояния. А главное, крови требуется гораздо больше, чем в мирное время. Именно поэтому открываются новые подстанции переливания крови с немалым количеством сотрудников, которое со временем увеличится в десятки раз, вы уж мне поверьте, ведь война не собирается заканчиваться! Однако специально обученных, знающих эту работу людей у нас нет: каждый врач, владеющий оперативной техникой, на счету. К тому же многие из них уже мобилизованы. А развивать донорские пункты приходится в темпах военного времени. Поэтому и было решено заменить хирургов широкого профиля студентами последних курсов мединститута, а жгутистов – гражданскими лицами, вот такими, как вы: женами военнослужащих, молодыми девушками, нередко вообще не имевшими трудового стажа, – да кем угодно, кто готов быстро обучиться работе. Вы, например, готовы?
