Честно говоря, у него имелась и еще одна причина опасаться этого визита. Леонид боялся увидеть Лицкявичуса в плохом состоянии. Он ненавидел перемены. Привыкнув к тому, что глава ОМР всегда в отличной форме и прекрасно выглядит, он пришел в ужас, когда с ним случился тот приступ. Раньше Леонид и предположить не мог, что босс нездоров – он всегда казался ему неуязвимым, как Ахилл! Теперь же, после тяжелой операции, он не знал, чего ожидать. Возможно, Лицкявичус уже на ладан дышит?
Опасения эти оказались напрасными. Бывший глава ОМР встретил Леонида на ногах. Правда, его кожа казалась бледноватой, на голове красовалась черная вязаная шапочка, отчего Лицкявичус выглядел как лыжник или биатлонист, однако поступь его оставалась твердой, как и до болезни, а взгляд голубых глаз не потерял своей пронзительности. Леонид вздохнул с облегчением.
– Спасибо, что пришли, – сказал Лицкявичус и указал гостю на один из трех бежевых диванов, стоявших в просторном холле, выложенном темно-вишневой паркетной доской. – Это тем более ценно, поскольку я больше не являюсь вашим непосредственным руководителем.
Леонид лишь слегка склонил голову, признавая его правоту.
– Неплохо выглядите, – заметил он. – Признаться, я ожидал худшего.
– Благодарю, но я вызвал вас не для того, чтобы получать комплименты, – сухо ответил Лицкявичус. – Значит, вы решили покинуть ряды ОМР?
– Это так.
– Могу я поинтересоваться о причинах столь радикального решения?
– Можете, но я предпочел бы оставить их при себе.
– Что ж, – усмехнулся Лицкявичус, – примерно такого ответа я и ожидал. Хорошо, что вы больше не связаны с Отделом. Дело, о котором я собираюсь с вами поговорить, личного характера, поэтому вы в любой момент можете отказаться…
– Отказаться – от чего?
Андрей внимательно всматривался в лицо Кадреску. Со времени их первого знакомства прошло больше года, и первое впечатление от этого человека было не самым благоприятным, если не сказать – неприятным. Он не смотрел собеседнику в глаза, враждебно реагировал на любые замечания в свой адрес, не отличался вежливостью и скорее отталкивал окружающих, нежели привлекал. С тех пор Леонид мало изменился, но Андрей чувствовал, что именно он ему ровня. Никита – милый и преданный, Паша – лучший друг, Агния… ну, это вообще другое дело, но Леонид – именно тот человек, который умеет принимать правильные решения и идти упорно вперед к их реализации, невзирая на все трудности и опасности. Он ничего не боится, ни перед кем не трепещет и плевать хотел на условности. Конечно, отсутствие понятия о субординации делает этого человека крайне неуживчивым, но его профессионализм с лихвой компенсирует этот недостаток. И поэтому Андрей ни секунды не сомневался, кому следует доверить предстоящее дело, и то, что Кадреску ушел из Отдела, только укрепило его в этом решении. По правде говоря, Андрей злорадствовал в глубине души: Толмачев получил-таки щелчок по носу, и это, скорее всего, только первая ласточка.
– Есть одна женщина, моя старая подруга, – начал он. – У нее появилась проблема…
Когда Лицкявичус закончил вкратце излагать историю Антонины Рубиной, Леонид недоуменно изогнул бровь.
– И зачем вы мне все это рассказываете? – спросил он. – Если я правильно понимаю, произошедшее в клинике, каким бы трагичным оно ни выглядело, никак не касается ОМР. Такими вещами занимается полиция, прокуратура… или кто там еще?
– Насколько я помню, вы у нас человек разносторонних талантов, с кучей дипломов, дополнительных специализаций, и в том числе по нетрадиционной медицине?
– Это правда. Хотя сейчас я занимаюсь именно тем, что мне на самом деле нравится.
– Я понимаю, – кивнул Лицкявичус. – Но вы же практикуете – на дому?
– Случается, – неохотно ответил Леонид. – Правда, не слишком часто.
– Это не имеет значения. Зная вас, я могу предположить, что любое дело вы привыкли делать хорошо.
– Но какое отношение все это имеет к нашей встрече? – все еще недоумевал Леонид.
– Я хочу предложить вам дополнительную работу, раз уж вы ушли из Отдела и теперь свободны.
– Не уверен, что мне нравится эта идея, – пробормотал патологоанатом, подозрительно глядя на своего бывшего босса. – Что у вас на уме?
– Как вы смотрите на то, чтобы поработать на полставки в одном из красивейших мест в пригороде Питера? Это настоящий рай – среди вековых сосен и елей, недалеко от чистого озера… и все такое.
– Вы… просите меня устроиться на работу в этот «Сосновый рай»? – не веря своим ушам, уточнил Леонид. – Им нужен патологоанатом?
– Нет, – покачал головой Лицкявичус. – Врач нетрадиционной медицины. После гибели мужа Антонины это место некоторое время оставалось вакантным, но руководство нашло частичную замену. Однако нужен еще один человек, и им, если повезет, станете вы.
Леонид задумался. В его практике подобная «подсадка» была бы не единственным случаем: он все еще прекрасно помнил случай, когда Агнию Смольскую засунули в Светлогорскую больницу для выяснения обстоятельств исчезновения в ней пенсионеров
[2]. Он также не забыл, что та ситуация едва не завершилась для анестезиолога фатально. И теперь, похоже, Лицкявичус собирается втянуть его в подобную авантюру.
– Не скрою, – продолжил тот, видя колебания гостя, – я пытался прощупать каналы ОМР. Безуспешно: Толмачев отказывается даже слышать о «Сосновом рае». Он ссылается на неоконченное следствие, но у меня есть подозрения, что этот человек просто не хочет связываться с клиникой, ведь она пользуется покровительством многих известных людей. Так что одна надежда на неофициальное расследование.
– Что это даст? – спросил Леонид. – У вас нет никаких улик. Да что там улик – даже предположений насчет того, почему эта певичка грохнула доктора!
Лицкявичус едва заметно скривился при слове «грохнула».
– Ну, тут вы ошибаетесь, Леонид, кое-какие предположения у меня все же имеются. Во-первых, эта клиника – достаточно закрытое лечебное учреждение…
– А что, есть и открытые? – фыркнул Леонид.
– Это нечто другое. Как я уже сказал, там не столько лечатся, сколько приводят себя в порядок, возвращают себе, так сказать, хорошую форму. Несложные косметические процедуры, мелкая пластическая хирургия, липосакция, контроль веса и так далее. Естественно, люди там лежат известные и, следовательно, не нуждающиеся в огласке. Народу вовсе не обязательно знать, почему их любимая дива в свои пятьдесят выглядит на тридцать пять и почему какой-то там певец-мачо отсутствовал на сцене больше полугода, а потом с триумфом возвратился, сияя, как медный гривенник. Я точно знаю, что Геннадий не делал того, в чем его сейчас пытаются обвинить. Его беспокоило нечто, произошедшее в «Сосновом раю». А потом эта певица его убила и покончила с собой. Возникает вопрос – почему?
