Надежда вспомнила безумца, который только что приставал к ней в холле. Он тоже боялся каких-то их.
– Не сходи с ума, – проговорила она как можно спокойнее, – это заразно. Постарайся успокоиться и толково объяснить мне, что происходит и чего от тебя хотят.
Соня все еще тяжело дышала, глаза ее горели, она никак не могла взять себя в руки.
– Здесь нет никого, кроме нас! – резко проговорила Надежда. – Никто не прячется ни в раковине, ни в сливном бачке. Не сходи с ума! Если ты свихнешься, кто тогда поможет твоей матери?
То ли слова Надежды, то ли сама ее интонация подействовали на девушку. Она задышала ровнее, опустила руки и проговорила устало:
– Наверное, вы правы. Я действительно схожу с ума от беспокойства за маму. Да, у него есть здесь свой человек, но я не знаю, кто это. Думаю на каждого и от этого совершенно теряю рассудок. Давайте уйдем отсюда, уйдем в какое-нибудь другое место! Здесь даже воздух пропитан безумием.
– Ты права, – проговорила Надежда, оглядевшись. – Туалет в сумасшедшем доме, пусть даже в элитном сумасшедшем доме, не самое приятное место для разговора по душам. И потом, мне кажется, тебе не помешает большая чашка крепкого кофе. По-моему, ты едва на ногах держишься.
Через полчаса Надежда и Соня сидели в небольшом кафе на Среднем проспекте. Перед Соней стояла чашка двойного эспрессо. Себе Надежда взяла капучино с толстой шапкой сливок и серьезным волевым усилием отказалась от десерта тирамису. Соню же она буквально силой заставила взять горячий калорийный бутерброд с ветчиной и сыром, и судя по тому, как та набросилась на несчастный бутерброд, она не ела минимум со вчерашнего дня.
– Итак, что ты знаешь о человеке, который тебя шантажирует? – спросила Надежда, когда Соня наконец отставила пустую тарелку и сделала большой глоток кофе.
Прежде чем ответить, Соня втянула голову в плечи и оглянулась.
За стойкой барменша, высокая девушка с розовыми волосами, разговаривала по телефону.
Соня глянула на нее испуганно.
– Ты уже каждого куста пугаешься, – проворчала Надежда. – Это настоящая мания преследования! Никто не знал, что мы пойдем в это кафе. Возьми себя в руки!..
– Я постараюсь, – хрипло ответила Соня, – но я о том человеке ничего не знаю. Совершенно ничего.
– Так просто не может быть, ведь как-то ты с ним общаешься. Он же не человек-невидимка? Расскажи для начала, как и когда все началось.
И Соня рассказала, как неделю назад приехала навестить мать в загородную психиатрическую клинику и не нашла ее там. Как ее остановил в больничном коридоре совершенно незнакомый человек и объяснил, что мама переведена в частную лечебницу на Васильевском острове и что она, Соня, должна кое-что сделать, если хочет, чтобы мама осталась жива.
– У него в этой клинике есть свой человек! – прошептала Соня, перегнувшись через стол. – И если я что-нибудь сделаю не так или расскажу кому-то, ее убьют! – Она сжала руки и простонала: – А сейчас я все это рассказываю вам! Теперь мамина жизнь висит на волоске!
– Перестань, – резко оборвала ее Надежда. – Он нарочно тебя напугал, сказал, что у него есть глаза и уши. Это хитрый психологический ход: неизвестность всегда страшнее, чем известное зло. Теперь ты будешь думать на каждого, перестанешь спать, будешь вздрагивать от каждого звука, у тебя разовьется настоящая мания преследования. Вот ты уже на посторонних людей смотришь в ужасе! – она перехватила подозрительный взгляд, который Соня бросила на барменшу.
– Но что же мне делать? – простонала девушка. – Что делать?
– Думать. Думать и не психовать. Скажи, чего он от тебя хочет? Что ты должна для него сделать?
Соня молчала, не в силах ни на что решиться.
– Говори! – подтолкнула ее Надежда Николаевна. – Один ум хорошо, а два лучше. Хуже уже все равно не будет. Тем более что о музее я и так знаю.
– Вы правы, – вздохнула девушка, – хуже не будет…
И она рассказала, что сначала тот человек велел ей позвонить Анатолию Васильевичу Беневоленскому и сказать, что она его дочь. Затем он приказал договориться с Беневоленским о встрече и попросить, чтобы тот устроил ее на работу в музей.
– В какой-то странный музей, – добавила Соня.
– Музей чертей, – машинально проговорила Надежда Николаевна.
– Так вы и это знаете? – Соня удивленно взглянула на свою собеседницу.
– Это-то я знаю, – Надежда махнула рукой, – не знаю только, зачем ему этот музей. Вроде бы там нет ничего особенно ценного.
– А вот как раз это я вам могу сказать! – оживилась девушка и рассказала, как она узнала о картине Иеронима Босха, которую до революции приобрел на аукционе бывший хозяин особняка барон фон дер Везель.
– Так что ему нужна эта картина, – закончила она. – В последнюю встречу он велел мне ее несколько раз сфотографировать специальным аппаратом, замерить…
– Все ясно! – воскликнула Надежда. – Он хочет изготовить копию и заменить подлинник. А подлинник выкрасть из музея – твоими руками, разумеется.
– Я все сделаю, только бы он оставил маму в покое, – слабым, безвольным голосом проговорила Соня. – В конце концов, кому нужна эта картина? Да в этот музей вообще никто не ходит.
– Не спеши принимать решение! – прервала ее Надежда. – Ты думаешь, что, получив картину, он оставит вас с матерью в покое?
– По крайней мере, он так обещал…
– Вряд ли стоит верить его обещаниям. – Надежда внимательно взглянула на Соню. – Ведь ты теперь свидетель. Если обнаружат, что картину подменили…
– Я к тому времени уволюсь. Я же числюсь в музее под другим именем.
– Вот именно. Но вычислить тебя довольно легко, я же сумела. От матери ты никуда не денешься. Нажмут на Беневоленского: что за дочка, какая дочка, откуда она взялась? Ох, Соня, боюсь, тебя ожидает судьба твоей сестры!..
– Сестры? – удивленно переспросила Соня. – Какой сестры? У меня нет ни сестер, ни братьев.
– Была у тебя сестра, – вздохнула Надежда. – Ты только не волнуйся и слушай, разговор будет долгим.
Они разговаривали так долго, что барменша с розовыми волосами стала неодобрительно коситься.
– Я его ненавижу! – сказала наконец Соня.
– Кого, того типа, который тебя шантажирует? Понятное дело, – вздохнула Надежда.
– Да не его, то есть его тоже, – Соня говорила почти спокойно. – Но больше всего я ненавижу Беневоленского. Он испортил жизнь моей матери, своей жене, кстати, тоже, сделал меня и Веру сиротами – а сам прекрасно устроился!
– Согласна, все так. Но сейчас тебе нужно думать не об этом, – заметила Надежда, – а о том, как вывести мать из-под удара. А для этого нужно вычислить твоего неизвестного злодея. И я, кажется, знаю, как это сделать. Ты когда получаешь от него копию картины?
