Храня молчание, профессорша сделала полный круг. Биби, тоже молча, не спускала с нее глаз. Кто из них – планета, а кто – спутник, трудно сказать. Сейнт-Круа прикусила себе нижнюю губу, будто заглушая рвущиеся на волю слова. Все время, пока она кружилась вокруг своей бывшей студентки, профессорша смотрела на нее в упор, не отворачиваясь. Ее голубые глаза напоминали два драгоценных камня, сверкающих ненавистью.
Профессорша начала второй круг. Она натолкнулась на пристенный столик. На нем зазвенели безделушки и разные антикварные вещички.
– Очередное нарушение. Мисс Блэр, что вы здесь делаете? Что вы у меня хотели украсть? Или вы забрались сюда не для этого? Что за извращенную мерзость вы задумали?
Биби ответила вопросом на вопрос:
– Зачем вы завтракали с Чабом Коем?
Прищуренные глаза Сейнт-Круа сверкнули из-под опущенных ресниц.
– Значит, вы за мной следили? Столько лет прошло, а вы все за мной следите?
– Правда как раз в обратном, и вы это знаете.
– В чем в обратном?
– Это вы следите за мной. Я приехала в ресторан первой.
– Ты все та же лживая сука, что и раньше… больная маленькая лживая сука. Но ты даже наполовину не такая умная, как о себе возомнила.
Во внешности женщины не было ничего привлекательного. Профессорша дышала злобой, силой и безжалостностью дикой кошки, вышедшей на охоту.
– Какие у тебя дела с Терезином, с Бобби Фолкнером? – спросила Биби.
Не прекращая свое кружение, вероятно, выжидая удобный момент, когда она сможет, нагнувшись, броситься под пистолет, Сейнт-Круа сказала:
– Этот человек, которого, по-твоему, я должна знать, – он что, плод твоих фантазий или же интриг?
– Семнадцать лет назад в этом доме он убил свою мать и едва не лишил жизни отца.
Профессорша не стала опровергать такое утверждение. Она вообще никак на него не отреагировала.
– Ты готова признаться в том, что сделала, мисс Блэр?
– Я проникла сюда, чтобы узнать, что связывает тебя с убийцей Робертом Фолкнером, с Терезином.
Сейнт-Круа замерла на месте. Она затратила огромные усилия на то, чтобы поддерживать создаваемый ею образ. Она любила и лелеяла его. Именно поэтому Сейнт-Круа очень старалась подавлять свою природную красоту, хотя ей это никогда полностью не удавалось. Сейчас, однако, выражение презрения на ее лице достигло такой силы, что напрочь вытравило все симпатичное, еще сохранившееся в нем. Теперь оно превратилось в олицетворение злобы и омерзения.
– Я говорю о той мерзости, будь она проклята, из-за которой тебя вышвырнули из университета.
– Меня не вышвырнули, я сама ушла.
В прошлый раз, когда Сейнт-Круа и Биби схлестнулись и последняя обвинила свою студентку неизвестно в чем, профессорша слишком далеко не заходила в своем гневе. Теперь же он превратился в ярость и ненависть, совсем не украшающие холодную принцессу литературного слова.
– Ты ушла… Ты ушла потому, что, если бы заартачилась, я бы сделала так, что тебя выгнали бы из колледжа в три шеи.
Профессорша задела Биби за живое. Девушке ужасно захотелось выстрелить Сейнт-Круа в ногу, чтобы та перестала говорить недомолвками.
– Ладно, – произнесла Биби, – а теперь скажи мне, что я сделала.
– Ты сама, черт побери, знаешь!
Холодные глаза профессорши превратились в жгучее голубое пламя в печи крематория, где сжигают домашних животных.
– Предположим, не знаю. Ну же, скажи мне. Выскажись, унизь меня. Если все настолько плохо, заставь меня почувствовать себя полной дрянью. Ты же так обо мне думаешь?
– Кончайте с этим, – раздался мужской голос.
Распахнув покрытую черным лаком дверь, Чаб Кой ступил на третий этаж. Одет он был в черный костюм и серую рубашку. Без галстука. В руке мужчина сжимал пистолет с глушителем.
Биби направляла свой «П226» на профессоршу. Она стояла ближе, чем начальник охраны больницы… Кем, черт бы его побрал, на самом деле был этот человек?
Судя по реакции Сейнт-Круа, профессоршу столь неожиданный визитер удивил не меньше, чем саму Биби.
– Что вы здесь делаете? Вы не имеете права тут находиться. Это мой дом. Сначала эта подлая маленькая сучка, а потом вы… Я не потерплю…
Договорить она не успела: Кой дважды выстрелил ей в грудь.
66. Тот, кто скорее умрет, чем расскажет
Сначала Биби подумала, что Чаб Кой стрелял в нее, но, будучи мазилой, убил по ошибке профессоршу, однако бывший полицейский тотчас же прояснил свои намерения:
– Если бы нашелся человек, который каждое утро стрелял бы в эту стерву, из нее получилась бы намного более приятная женщина и преподавательница.
Биби доводилось видеть ужасные последствия убийства, но присутствовать при таковом, разумеется, случая еще не выпадало. Девушка не смогла справиться с шоком, вызванным зрелищем преждевременно обрываемой жизни. Душевная рана оказалась слишком глубокой и кровоточащей от осознания того, что весь внутренний мир этой женщины, весь ее опыт погибли вместе с ее телом. Каждая вонзившаяся в тело пуля вызвала ужасные конвульсии. Свет жизни моментально погас в ее взоре. Падение трупа разительно отличалось от падения тела того, в ком еще теплится искра жизни. Она тяжело рухнула на пол уже не человеком, а бездушным предметом. Соланж Сейнт-Круа не была ей другом, но Биби все же испытала жалость, не столько к самой профессорше, сколько к самой себе и всем другим людям, рожденным в мире, где правит смерть.
То, что у нее вообще возникла хоть какая-то жалость по отношению к Сейнт-Круа, удивительно, ведь, когда женщина упала, у нее из рукава выскользнул нож. Судя по кнопке на рукоятке, он был выкидным.
Приглушенный звук двух выстрелов не разнесся громом среди стен, а прошелестел шепотом на неизвестном языке. Он не породил эха, а впитался в многослойные матерчатые обои и плисовую обивку викторианской гостиной. В ту же секунду, как доктор Сейнт-Круа превратилась из человека в останки, Чаб Кой опустил оружие, давая Биби понять, что не собирается стрелять в нее, хотя в кобуру пистолет прятать не стал.
– Какого черта! – вырвалось из груди девушки. – Зачем?
– Слишком много ярости, – произнес Кой. – Дура потеряла над собой контроль. У нее такой болтливый язык, что вот-вот должен был вывалиться изо рта, а мне следовало защищать свои интересы.
– Какие интересы? Разве она не из ваших? Вы же завтракали сегодня утром!
Стальные глаза с голубоватыми вкраплениями, прежде острые, словно скальпели, полосующие плоть в поисках не опухоли, а лжи, теперь превратились в два ничего не выражающих люка в погребе, надежно скрывающих за собой все тайны.
– Вы понятия не имеете о действительном положении вещей, мисс Блэр. Существует много групп. Иногда мы можем действовать сообща, но не стоит думать, будто мы заодно. Ставки в этой игре слишком высоки, а когда ставки высоки, большинство людей играют сами за себя.
