– Ты выжила в Дахау? – со все растущим удивлением спросила Биби.
– Да, а затем я переехала в Америку.
– Ты одета в то же платье, в каком эсэсовцы тебя застали, когда приехали за твоей семьей?
– Да. Мама и папа оказали сопротивление, поэтому их убили, а меня вытащили из дома.
Удивление, вызванное эмоциями. Изумление от интеллекта. Растущее восхищение.
– Понятно… Вот, значит, где я видела этот дом прежде, – промолвила Биби, – в книге Тобы Рингельбаум. Дом стоял в немецком городе, а не посреди пустыни Мохаве. Как я могла забыть тебя и замечательную книгу Тобы? Как я вообще могла забыть Тобу?
Биби черпала из реальности только то, что нужно было ей для создания своего произведения, но вычеркивала из памяти все, что могло заставить ее понять: она в придуманном ею мире и находится словно во сне, она не излечилась от рака и не в состоянии никуда отправиться в поисках лекарства от своей болезни.
– Ты выросла и стала хирургом-онкологом, специалистом по раку мозга, – вспомнила Биби.
– Тебе не нужен онколог, Бибс, больше не нужен, – сказала Эшли. – И мне ничего на самом деле не угрожало. Как моя жизнь могла быть в опасности, если мою историю рассказали много лет назад? Эту книгу уже давным-давно никто не издает. Если кого и надо спасать, так это тебя, – голос ее переменился, теперь Эшли разговаривала с ней голосом самой Биби. – Тебе нужно было преодолеть преграды, созданные трюком Капитана, и вспомнить, что в твоей власти вылечить саму себя.
– Думаешь, я смогу? У меня получится?
– Если ты смогла вообразить себе Джаспера настолько достоверно, что настал день и он к тебе пришел, значит, ты вполне можешь вообразить себе, что не больна раком.
Пока Эшли Белл говорила это, с ней начали происходить удивительные метаморфозы: светлые волосы потемнели почти до черноты, голубые глаза стали карими, а черты лица – зеркальным отражением черт лица Биби.
Биби, которая была на самом деле Эшли, положила руку на лоб Биби, а затем проникла в него так, словно плоть и кости девушки не представляли собой никакой преграды для нее. Кончики пальцев слепо изучали поверхность мозга, касаясь извилин, борозд и складок. Девушка стояла затаив дыхание. Слишком личным, интимным казалось ей происходящее, ведь мозг – это трон души. Некоторые считают, что никакой души нет, и все мы порой задумываемся над тем, не правы ли скептики. Возможно, все мы всего лишь животные. Но Биби, которая была на самом деле Эшли, не просто водила пальцами по извилинам и бороздам, она с корнем вырывала раковую паутину. Биби также видела то, что ощущали пальцы другой, видела всю сложность строения мозга, этот шедевр серого вещества, а внутри его – слабое свечение, отнюдь не являющееся обычными мозговыми волнами. Это сверкала вечная сущность девушки, которую любил Пэкстон.
Когда другая Биби отстранила от ее мозга руку, вокруг ее пальцев виднелись темные пасма какой-то инородной, мерзко воняющей ткани, которые не могли быть ничем иным, кроме ужасных нитей глиомы. Она скатала похожие на паучью сеть волокна в посверкивающий слизью комок величиной с мячик для гольфа и забросила его далеко в сторону. Подавшись вперед всем телом, обняла Биби.
– А теперь будем закругляться, Бибс, – сказала она шепотом. – Зажмурься. Давай покончим с этим и отправимся домой.
Когда спустя несколько секунд Биби открыла глаза, то осталась только она. Больше не было двух Биби. Так должно быть и в дальнейшем.
В чрезвычайном восхищении и благоговейном страхе девушка зашагала по колоссальному залу, словно человек, рожденный и выросший в глубокой пещере, а по прошествии практически четверти столетия вышедший наружу и впервые узревший звездное небо.
Она сделала все так, как говорил ей Терезин. Она представила себе все свои приключения, все свои поиски Эшли Белл, сбереженные в памяти своего домашнего компьютера и лэптопа, но не ради Терезина, а ради самой себя, ради того, чтобы никогда больше ничего не забыть. У Биби не было ни малейшего желания пытаться опубликовать эту книгу. А еще она не собиралась оставлять этот мир в руках психопата, убившего собственную мать. Пусть уж лучше ей придется погибнуть вместе с ним. Она не бог-создатель, она смертная лгунья.
Не было никакой необходимости идти по коридору к лифтам. Теперь Биби понимала истинную природу этого места. Она вообразила, как подобно бестелесному духу парит вниз сквозь этажи в приемный зал. Спустя секунду девушка очутилась там, где пожелала.
Биби подняла глаза на большой красный круг с двумя стилизованными молниями-близнецами. Камень растаял, словно восковой, и потек на пол. Стены вокруг нее начали терять свою матовость, постепенно становясь прозрачными как стекло. Одновременно, будто мираж в пустыне, возникли очертания палаты № 456, но почти сразу же мираж начал приобретать вполне материальные образы, хотя пока Биби не видела там ни посетителей, ни саму себя.
Она не пошла, а поплыла в воздухе над растворяющимся полом приемного зала по направлению к больничной койке. Рассеявшиеся как дым стены здания уже не могли служить туману преградой, и тот нахлынул со всех сторон. Белесое море навсегда поглотило будущую резиденцию корпорации «Терезин» вместе с остальным миром, который за прошедшие четыре дня создало ее воображение. Впрочем, ей казалось, что минуло не четыре, а всего лишь два дня. Под конец не осталось даже тумана.
Предохранительное перильце было опущено. Она взобралась на матрас, положила голову на подушку и прикрыла глаза.
Когда она снова их открыла, то увидела четырех человек, которых любила больше всего на этом свете.
128. Благослови тебя Господь, Эрик Сигал!
Что можно сказать о двадцатипятилетней девушке, которая умерла? То, что она была на три года старше Биби Блэр, являлась несчастной героиней «Истории любви» Эрика Сигала
[114], не имела ни единого шанса выжить и, умерев, разбила миллионы сердец.
Когда Биби открыла глаза, то увидела четыре сердца, готовые разбиться. Она тотчас же дала им понять, что все не так уж плохо.
– Ух ты… Больше я в эти игры не играю. Рак мозга – та еще гадость.
Видя, как дочь стаскивает с головы электрошапочку, Нэнси воскликнула:
– Дорогая, что ты делаешь?
– У меня прическа не в порядке, – сказала девушка, пока электроэнцефалограф подавал тревожные сигналы. – Волосы у меня все потные и грязные. От меня воняет потом. Какая гадость! Хочу сейчас же принять душ.
Биби поднялась на кровати и вперила взгляд в катетер, прилепленный пластырем возле сгиба ее левой руки, размышляя, стоит или нет вынимать его самостоятельно.
Мэрфи повел себя немного странно, одновременно охваченный неизъяснимой радостью и тревогой. Руки у него тряслись. Он навис над дочерью.
