Из своей сумочки девушка извлекла красивую, с кожаным переплетом книгу, принадлежавшую Калиде, на страницах которой слабые серые строки, написанные почерком Биби, мелькали, сразу же исчезая. Только сейчас она увидела – это ее детский почерк. Он отличался от теперешнего тем, что маленькая Биби любила украшать написанное различными каллиграфическими изысками. Эта книга должна была быть связующим звеном не только между настоящим и прошлым, но и между двумя мирами, в которых она теперь жила.
Биби включила освещение над головой, открыла волшебную книгу и принялась листать страницы кремового цвета. Призрачного почерка она не видела. Строки Дональда Джастиса, написанные девушкой на странице, как исчезли, так и не появились. Она их писала обычными чернилами, а не исчезающими… следовательно, они переместились на другое место подобно тому, как, исчезнув с одного экрана, электронное сообщение появляется на другом… Из одной книги в другую…
Чтобы вновь овладеть собой и стать прежней Биби Блэр, какой она была до того, как на голову обрушился весь этот хаос, ей надо связать воедино прошлое и настоящее, а также те два мира, в которых она сейчас живет. Девушка не представляла, каким образом книга может помочь ей в этом, если вообще может, но интуиция подсказывала – ничего лучше у нее под рукой на данный момент нет. Нет смысла владеть волшебной книгой и не пользоваться ею.
Порывшись в сумочке, Биби нашла ручку… Она ощущала, как мелкое божество времени во всех его трех ипостасях, олицетворяющих прошедшее, настоящее и будущее, ускользает от нее. В центре системы ее ценностей всегда были работа и успех. Она часто предпочитала действовать ради самого действия, ненавидела пассивность, но на этот раз Биби постаралась забыть о срочности поисков девочки и сосредоточилась на том, что же написать…
Когда Биби принималась за следующую строку, предыдущая исчезала с бумаги. Закончив писать, она наблюдала, как последние слова бледнеют и тают. Хотя она ничего существенного этим не достигла, Биби посетило чувство, что все сделано хорошо. В душе ее затеплилась слабая надежда.
Отложив в сторону книгу и ручку, девушка выудила из бутылочки две капсулы тайленола. Поцарапанное ухо и покрытое синяками лицо болели. Татуировка на руке горела огнем, пекла всеми вертикальными и горизонтальными палочками, из которых состояли буквы. В бутылке, захваченной Биби из мотеля, оставалось достаточно теплой кока-колы, чтобы запить болеутоляющее.
Девушка погасила освещение в салоне автомобиля, выключила фары и вернулась на шоссе. Спустя пару секунд строгий, но заботливый голос женщины из системы джи-пи-эс продолжил давать ей указания насчет того, как добраться до Сономир-вей. Ехать оставалось менее десяти минут.
Сказать, что туман вернулся, было бы неточно. На сей раз он наползал не с запада, не от моря, давшего жизнь предыдущей мгле, а с внушающего страх востока, со стороны пустыни Мохаве, где нет открытых водоемов, где просто нечему породить эти белесые массы испарений. Туман двигался не легкой, кошачьей поступью, как выразился Карл Сэндберг
[95], нет, он лился стремительным паводком, настолько густым, что Биби эмоционально готова была к столкновению, словно имела дело со стеной воды. За какие-то несколько секунд дорога перед ней исчезла. Незримым стал окружающий ее пейзаж. От света фар было бы сейчас не больше пользы, чем от воспоминания о солнце в голове шахтера, заваленного в выработке.
Следуя инструкциям джи-пи-эс, Биби думала о том, что женщина, которой она была, та, которой хотела опять стать, не являлась такой, какой ей следовало быть, ибо она отреклась от важного опыта своего детства. С помощью трюка с забыванием, освоенного девочкой благодаря Капитану, она подавила в себе знания, что должны были бы оказать важнейшее воздействие на формирование ее личности, интеллекта, эмоционального здоровья и воли. Становиться личностью на полуправде – очень плохо. Когда Биби осознала это, странный холод сковал ее тело, всепроникающий холод, такой, какого она прежде никогда не испытывала. Если в ближайшие часы она узнает о себе всю правду, знание навалится на нее, и под его грузом она изменится. Неважно, спасет ли при этом Эшли Белл или нет. Она уже никогда не сможет быть прежней Биби Блэр.
VIII. От Биби для Белл
109. Официантка с восемью пальцами и шансы умереть
Не зная, куда бы податься, не имея понятия, что же еще предпринять, они отправились в любимый ресторанчик Пого. Рассказывали, что три большие акулы, свешивающиеся с потолка, когда-то рассекали воды океана. Это не были подделки, выполненные из пластика и папье-маше. Таксидермисту удалось придать их коже лоснящийся глянец, словно они совсем недавно плавали в воде в поисках пищи. Кое-кто клялся и божился, что в пузе самой большой из акул были найдены украшенный гравировкой медальон и рубиновый перстень, принадлежавшие легендарному серфингисту Томми Кордовану, который пропал при таинственных обстоятельствах. Но верить этим россказням можно было не больше, чем тому, будто в том же акульем желудке нашли человеческие кости, которые после ДНК-анализа оказались частью скелета без вести пропавшей летчицы Амелии Эрхарт
[96].
Стены заведения украшали яркие доски для серфинга и фотографии местных знаменитостей в среде серфингистов начиная с тридцатых годов прошлого века. Все эти парни, а в последнее время все чаще девушки были почти никому неизвестны за пределами небольшого мирка помешанных на серфинге доскоголовых, проживающих в Южной Калифорнии. Среди представителей местного пляжного племени, однако, они пользовались неизменным уважением, зачастую доводившим их до статуса современных полубогов.
Люди приходили сюда потому, что здесь вкусно кормили, но главное заключалось в том, что этот ресторан был пропитан романтикой старой Калифорнии, такой, какой она являлась прежде и какой ей уже никогда не суждено стать. Пэкстон вообще сегодня не завтракал. Ни он, ни Пого не обедали. Они уселись в угловой кабинке за перегородками. До ужина здесь царило затишье.
Принесшая меню официантка в полной мере соответствовала если не теме, то внутреннему убранству ресторана. Рост загорелой амазонки со светлыми, коротко стриженными волосами, уложенными в так называемую прическу пажа, достигал почти шести футов. На вид ей было лет сорок. Этакая несколько увеличенная версия Николь Кидман. В зависимости от угла падения света ее глаза казались то голубыми, то зелеными, то голубовато-серыми. На бейджике официантки было написано Канани, что в переводе с гавайского означает «красавица». От персонала здесь не требовали ходить в форме. Одета женщина была в широкие белые брюки и того же цвета блузку. Талию повязывал красный шелковый кушак, а шею – золотисто-красный шелковый шарфик. С мочек ушей свисали изысканные золотые серьги, запястья украшали броские браслеты. На пальцах блестели восемь бриллиантовых перстеньков. Их могло быть и десять, но у женщины отсутствовали два пальца. По иронии судьбы на обеих руках не было как раз безымянного, на котором принято носить кольца.
