– И все равно это не избавляет нас от подозрений на ваш счет, – сказала Влада. – Вы вполне могли убить Аделаиду. И между прочим, подстроить гибель мистера Гольдмана тоже могли!
При этих словах мадам Гольдман издала сдавленный стон. И попыталась кинуться на Ганса, видимо, желая придушить молодого человека.
– Мерзавец! Убью! Своими руками убью!
С мадам с трудом справились двое слуг, усадив полную женщину на место.
– Еще ничего не доказано!
– Мне не нужны доказательства! – вопила мадам Гольдман. – Я сердцем чую, это он виноват! Владочка права! Это они! Они сделали так, что балкон рухнул! Хотели напугать Стаса и Любуша, а погиб мой муж!
– Мадам Гольдман, мы все сочувствуем вашему горю, но заклинаю вас, сохраняйте спокойствие. Нет никаких доказательств того, что эти двое причастны к смерти вашего мужа.
И в это время в дверях раздалось чье-то знакомое покашливание. Обернувшись, все обнаружили именно то, что и думали. Там, в дверях, стоял инспектор Клаус. Слуги куда-то запропастились. Ни единым звуком не предупредив хозяев и их гостей о том, что пожаловала полиция. Предатели!
Неизвестно, кстати говоря, сколько времени простоял инспектор в дверях. Потому что вид у него был достаточно заинтересованный. И уходить он явно никуда не собирался.
– А что это у вас тут такое происходит? – с наивным видом поинтересовался он, переводя взгляд с мрачных и почему-то связанных господ на обожженную и полуживую Лотту. А с нее – на хозяев замка и присмиревших гостей.
Влада с Лесей, отлично зная, что наивный полицейский явление крайне редкое, смущенно запыхтели и покраснели еще больше, когда дошла очередь и до них. Полицейский ощупал взглядом их головные уборы, хмыкнул и продолжил:
– У вас тут что, очередная вечеринка? Костюмированный бал? То-то мне показалось, что я видел отблески фейерверка.
Видимо, полицейский имел в виду зарево от пожара. Надо было бы его просветить, но никто не решался сделать это. Все ждали, что скажут Стас или Любуш. В этом замке первое слово принадлежало только им.
И Стас сказал. Вернее, он спросил:
– Инспектор, а вы к нам по какому-то делу? Или просто так? Навестить?
– Я-то? Хм, хм…
Инспектор в это время рассматривал узлы на руках у мрачных господ. И его лицо приняло задумчивое, даже скорее страдальческое выражение.
– Я к вам по делу, – выговорил он наконец. – Слушайте, объясните мне, почему у этих двух господ веревки на запястьях?
– Так надо! Так что у вас к нам за дело?
Инспектор продолжал изучать веревки с самым заинтересованным видом. Его явно терзали нехорошие подозрения. Но он робел, стесняясь их озвучить.
Но в конце концов долг превысил робость, и инспектор произнес:
– Не понимаю. Что у вас тут происходит? Это ведь не костюмированное представление? Так?
– Так. Вы явились сюда, чтобы спросить нас об этом?
– Да. То есть нет. То есть раз уж я все равно тут, то хотел бы выяснить, по какой причине вы взяли в плен этих господ?
– С такой, что эти господа сошли с ума. И едва не сожгли заживо мою служанку. А когда мы им в этом помешали, они сожгли мое имущество.
– Но замок цел.
– Они сожгли сторожку лесника. Вы ее видели?
– Видел.
– Больше не увидите. Она сгорела. Одни стены остались.
Инспектор выглядел растерянным. Куда более растерянным, чем выглядел, входя в гостиную. Кроме того, от новостей его прямо бросило в жар.
– Ну и дела! – произнес он, снимая вязаную шерстяную шапочку, украшенную хорошенькими белочками. – И как же это произошло?
Видя, что деваться все равно некуда, упрямый полицейский все равно докопается до правды любыми путями, все заговорили. Хором, перебивая друг друга, размахивая руками и стараясь, чтобы именно его версия прозвучала первой. Зачем им это всем было надо, никто толком не понимал. Но тем не менее все очень старались.
Результат был прямо противоположным.
– Ничего не понимаю! – воскликнул инспектор. – Какие ведьмы? Какая метла? Какая инквизиция?
Конечно, все с еще большим воодушевлением принялись объяснять, какие и какая. И преуспели!
– Понял, понял! – воскликнул инспектор. – Вы все-таки готовитесь к театрализованному представлению! Это сюрприз, и поэтому вы держите его в секрете? Хотите провести его под открытым небом и сделать доступным для всех окрестных жителей?
– Ну… Вы не совсем…
– Как это мило с вашей стороны! – продолжал восторгаться инспектор Клаус. – Своего рода исторический фестиваль. И хотя в наших местах деятельности инквизиции почти не наблюдалось, но все равно народу будет очень интересно посмотреть, как жгут ведьму.
В ответ ему раздался дружный стон. Как всегда, положение спасли Стас и Любуш. Они призвали гостей к молчанию. И начали рассказывать сами. А когда закончили, на лице впечатлившегося их рассказом инспектора не было ни кровинки.
– Бедная девушка, – воскликнул он. – Вы уже вызвали ей врача?
– Пока нет.
– Почему?!!
– Сначала хотели разобраться.
– Врача! Немедленно!!
И инспектор схватился за трубку. Врач был вызван. Лотта отправлена в свою комнату, чтобы там в тишине и покое дожидаться визита эскулапа. Ганс отправился с ней. И вместе с ними еще двое слуг, с которыми Любуш пошептался о чем-то. Подруги были готовы голову дать на отсечение, что Любуш приказал глаз не спускать с проштрафившейся парочки.
Ну и пусть! Ганс и Лотта вполне заслужили такое к себе отношение. Как ни крути, а они мошенники. И проникли в замок обманом, собираясь обобрать братьев.
– А теперь, дорогой инспектор, – произнес Стас, когда подозреваемых увели. – Не скажете ли вы нам, чего ради пожаловали к нам в замок в столь ранний час?
В самом деле, большие напольные часы показывали всего лишь половину девятого утра. Чтобы добраться к ним, инспектор должен был выехать из дома ни свет ни заря. И чего ради? Ясно, что не ради их прекрасного общества.
Глаза всех присутствующих принялись сверлить в инспекторе крохотные дырочки.
– У меня есть новости от наших экспертов, – печально произнес тот.
– Хорошие или не очень?
– Боюсь, что совсем нехорошие.
– И что же сказали ваши эксперты?
– Они осмотрели тела Аделаиды и мистера Гольдмана. Также они изучили фотографии и образцы с места преступлений. И теперь с вероятностью до девяноста девяти процентов утверждают, что оба покушения были подстроены.
Следом за словами инспектора в зале воцарилась тяжелая тишина. Все обдумывали его слова. И чем больше обдумывали, тем больше и ощутимей сгущалась атмосфера.
