Вики проснулась. И не дернулась, как в кино, и не села на кровати, тяжело дыша. Ее дыхание было тихим и спокойным. Она открыла глаза и почувствовала, что у нее по щекам катятся слезы. Тед лежал рядом с ней. Вики повернула голову и увидела, что оба ее мальчика спят на матрасе на полу. Ей было больно дышать. Вики стало интересно, как внутренняя часть ее грудной клетки будет выглядеть после операции. Будет ли у нее большая дырка в том месте, где раньше было легкое?
Операция, теперь, когда она стала реальностью, пугала Вики. «Ее обязательно нужно сделать, — несколько месяцев назад сказал доктор Гарсиа. — Если вы хотите жить». Удивительно то, что операция, к которой Вики так стремилась, которая была цепью химиотерапии, в то же время безумно ее пугала. Казалось, у нее тряслись все внутренности. Чего стоила одна только анестезия! Вики будет лежать без сознания больше шести часов. Она понимала, что это совсем не то, что спать. Это была принудительная бессознательность, состояние между сном и смертью. И Вики будет там, в небытии, пока врачи разрежут ее грудные мышцы, раздвинут ребра, вырежут легкое и достанут его. Это было страшнее, чем фильм ужасов. Множество разных проблем может возникнуть как во время операции, так и с анестезией. А что, если операция пройдет успешно, но они вколют ей слишком сильную анестезию и Вики не сможет из нее выйти? Что, если она перейдет на другую сторону?
Она лежала в постели и гудела, как перегревшийся мотор. Разве это странно, что она не могла спать? Разве странно, что ей снились кошмары?
Затем началась головная боль.
Когда Вики проснулась утром, у нее было такое впечатление, словно на ней был надет свинцовый шлем. Она испытывала не только боль, но и давление. Блейн заскочил в комнату, как он делал каждое утро после приезда Теда, — совершенно незачем волноваться о том, что мамочка чувствует себя нехорошо, когда папа рядом, — и Портер расплакался, требуя, чтобы его взяли на кровать. Он был еще слишком маленьким, чтобы забираться самому. Вики открыла один глаз. Не нарочно; казалось, что по каким-то непонятным причинам она могла открыть только один глаз. И для этого ей пришлось приложить огромные усилия. И ей было больно — от солнечного света и от плача Портера. Она попыталась дотянуться до ребенка, в надежде что сможет затянуть его на матрас одной рукой, несмотря на тот факт, что Портер весил почти десять килограммов, но ей не удалось этого сделать. Вики не смогла даже поднять руку.
— Тед, — позвала она. Ее голос был сухим и тонким. Возможно, у нее просто обезвоживание организма. Ей нужно попить воды. Вики потянулась за стаканом, который обычно стоял у нее на тумбочке, но у нее дрожали руки, и она не могла поднять голову, чтобы сделать глоток. Тед был занят детьми — он щекотал их, они смеялись — и не слышал ее. Стакан соскользнул с тумбочки (или это она его уронила?) и упал на пол. Вода разлилась, но стакан не разбился.
— Господи, Вик, — сказал Тед.
— Моя голова, — сказала она.
— Что?
— Моя голова, — произнесла она, — раскалывается. — Это была обычная фраза, которую люди часто употребляют, и Тед не знал, что Вики употребляла ее в прямом смысле. Ее голова раскалывалась. Ее голова могла расколоться на части.
— Свет, — сказала Вики. — Дети. — Она натянула на голову простыню, но это спасало от света и голосов не больше, чем салфетки «Клинекс».
— Дать тебе аспирин? — спросил Тед. — Или какао?
Как будто у нее обыкновенное похмелье. Накануне вечером Вики выпила немного вина — она выпивала по чуть-чуть каждый вечер с тех пор, как ей сделали компьютерную томограмму, — но это было не похмелье. И все же Вики не могла отказаться от таблетки.
— Может, у меня осталось болеутоляющее, — сказала она. Даже произнести эту фразу стоило ей огромных усилий.
Тед снял детей с кровати и вывел Блейна из комнаты.
— Пойди, поиграй на улице. Мама плохо себя чувствует.
— Снова? — сказал Блейн.
А, чувство вины. Из-за болезни матери Блейну, скорее всего, придется обращаться к психоаналитику. Но ей не стоило сейчас об этом волноваться. Выздоравливай, подумала Вики. Подумаешь об этом потом.
Тед держал на одной руке Портера, а другой перебирал бутылочки с лекарствами Вики.
— Перкосета, — сказал он, — совершенно не осталось.
— Черт, — сказала она. Она была уверена, что там есть еще немного. Бренда?
— Ты можешь позвонить доктору Олкоту?
— И что ему сказать? — Тед вел себя так же, как вела себя раньше Вики: он не любил докторов. Но с тех пор как Вики стала регулярно с ними общаться и надеяться, что они спасут ей жизнь, ее отношение к ним изменилось.
— Попроси еще таблеток, — сказала она. А затем она запуталась. Зачем она просила Блейна позвонить врачу? Сможет ли он в свои четыре с половиной года это сделать? Он не мог нормально поговорить по телефону даже со своей бабушкой. — Волшебные слова, — напомнила ему Вики.
Кто знал, сколько минут ей уже было плохо? Ей казалось, что целую вечность. Вики застонала в подушку. Она слышала, как по всему дому раздавались различные звуки — сковорода шипела на плите, кто-то разбил яйца, венчик стучал о края керамической миски, дверь холодильника открывалась и закрывалась, кто-то бросил лед в стакан, заплакал Портер, Блейн все время что-то тарахтел, голос Теда — о да, он говорил по телефону, слава Богу. Столько шума — и все звуки были такими громкими и неприятными для ее слуха, словно у нее в комнате работал перфоратор. Вики схватила перьевую подушку Теда и накрыла ею голову.
Боль была рукой, которая выжимала воду из губки ее мозга. Отпусти!
В дверь постучали. Бренда.
— Вик, ты в порядке?
Вики хотела закричать на свою сестру за то, что та выпила ее перкосет, но закричать было выше ее сил.
— Голова болит, — проворчала Вики. — Невыносимая боль.
— Тед только что позвонил доктору Олкоту. Он хочет, чтобы ты приехала.
«Приехала куда?» — подумала Вики. Приехала в больницу? Это просто невозможно. Сама мысль о том, что ей придется выбраться из постели, сесть в машину, по жаре доехать до больницы… Это полный бред.
Голос Теда повторил слова Бренды.
— Доктор Олкот хочет увидеть тебя, Вик.
— Потому что у меня болит голова? — спросила Вики. — А что насчет перкосета?
— Он закажет его, — сказал Тед.
Вики почувствовала что-то вроде облегчения, хотя его сложно было различить под давлением боли.
— Но он хочет, чтобы ты приехала, — добавил Тед. — Он хочет на тебя посмотреть. Он говорит, что, может быть, стоит посмотреть тебя на приборе магнитного резонанса.
— Зачем? — спросила Вики.
— Я не знаю.
Это была огромная, откровенная ложь. Метастазы пошли в мозг, подумала Вики. Подозрения доктора Олкота подтвердились; она это чувствовала. Рак был рукой, его пальцы сжимали ее мозг, давили на него. Рак был пауком, который расположился в ее сером веществе. Боль, давление, повышенная чувствительность к звукам, к свету. Это симптомы рака головного мозга; она слышала, как их описывал кто-то из группы поддержки, но не могла вспомнить кто. Алан? Нет, Алан был мертв. Это был не Алан. Вики сказала:
