— В другой раз, — сказала Бренда. — Пообещайте, что вы заедете к нам в другой раз. Теперь вы знаете, где мы живем!
* * *
Мелани никогда не жаловалась вслух, а тем более подруге, которая так тяжело больна, но сейчас она чувствовала себя плесенью на стене дешевой гостиницы. Это был классический случай, когда нужно было Быть Осторожной Со Своими Желаниями. Ее грудь была похожа на баллоны со свинцом и так сильно болела, что Мелани не могла спать на животе, в своей любимой позе, вниз лицом, даже без подушки. Теперь ей приходилось привыкать к новым условиям для сна, к провисающей кровати в этой странной солнечной комнате, в которой пахло искусственными соснами.
Все, чего хотела Мелани, — это убраться отсюда как можно дальше. Когда она была в Коннектикуте и оглядывалась на тот пустырь, в который превратилась ее жизнь, даже Плутон казался недостаточно далеким местом для переезда. Но сейчас Мелани была не у дел; на расстоянии ситуация представлялась еще хуже, чем на месте происшествия. А еще странным и необъяснимым был тот факт, что Мелани скучала по Питеру.
Питер, с которым Мелани шесть лет состояла в браке, был очень высоким для азиата. Высокий, широкоплечий, удивительно красивый — люди на улицах Манхэттена время от времени принимали его за Шефа, Жан-Жоржа Фонгрихтена
[4]. Мелани познакомилась с Питером в баре в Ист-Сайде. В то время Питер работал на Уолл-стрит, но вскоре после того, как они с Мелани поженились, получил должность рыночного аналитика в «Раттер энд Хиггенс», где познакомился с Тедом Стоу, мужем Вики. Вики и Тед ждали своего первого ребенка и переезжали в Дэриен. Мелани и Вики быстро подружились, и вскоре Мелани начала донимать Питера разговорами о том, чтобы тоже переехать в Коннектикут («донимать» — это глагол, который Питер использовал теперь при описании сложившейся ситуации. Мелани же казалось, что переезд был их обоюдным решением). Мелани хотела детей. Они с Питером попытались зачать ребенка, но ничего не выходило. Однако Мелани влюбилась в дом, не говоря уже о зеленой траве и о саде, которые у нее ассоциировались с жизнью в Коннектикуте. Они переехали и стали единственной парой в Дэриене, у которой не было детей. Иногда Мелани обвиняла пригород в своих проблемах с зачатием. Дети были повсюду. Каждое утро ей приходилось наблюдать за детьми, направлявшимися к остановке школьного автобуса. Дети окружали ее со всех сторон, куда бы она ни пошла, — в магазине на углу, в детской комнате ее спортклуба, на ежегодном рождественском спектакле в епископальной церкви Святого Клементия.
— Ты такая счастливая, — говорили Мелани мамочки. — Ты можешь заниматься чем угодно. Ты можешь просидеть весь обед у Чака за бутылочкой вина, и никто не одернет тебя шестьсот раз, и столовое серебро вместе с половиной обеда под конец не окажутся на полу, и официанты не будут пялиться на тебя, как на кое-что, прилипшее к подошве ботинка владельца похоронного бюро.
Мамочки были милыми; они притворялись, будто завидуют Мелани. Но она знала, что они ее жалели, что она стала женщиной, отличавшейся своей несовершенной биологией. И не важно, что она окончила колледж Сары Лоренс, что после колледжа преподавала английский горным племенам Северного Таиланда, и не важно, что Мелани была прекрасным садоводом. Когда другие женщины смотрели на нее, они думали: «Это та женщина, которая пытается забеременеть. Та, у которой проблемы. Может быть, она бесплодна. Что-то у нее не в порядке. Бедняжка».
Питер этого не признавал, и теперь, после разрыва, когда все секреты просочились наружу, словно грязь из сточных труб, Мелани знала, что его никогда не волновало, забеременеет она или нет. (Неудивительно, что у нее были такие проблемы! Всем известно, что успех на девяносто процентов зависит от отношения, положительных мыслей, зрительных образов.) Питер старался сделать ее счастливой, и лучшим для этого способом он считал тратить на нее деньги, каждый раз удивляя Мелани. Поездки на выходные в Кабо, уик-энды в фешенебельных гостиницах «Коннот» в Лондоне и «Делано» в Саут-бич, Майами. Бархатный блейзер от Ив Сен Лорана, за которым была двухмесячная очередь. Черный трюфель весом двенадцать унций, доставленный самолетом из Италии в деревянной коробочке, завернутой в солому. Орхидеи по пятницам.
Тянулись месяцы бесплодия, и Мелани стала сеять семена, копать клумбы, сажать кустарники и другие многолетние растения, удобрять землю, выдергивать сорняки. Она потратила чуть ли не тысячу долларов на различные однолетние растения и травы и отборную рассаду томатов. Она разрешила двум маленьким симпатичным соседским девочкам нарезать тюльпанов и гиацинтов в свои корзинки для празднования Первого мая
[5]. Она удобряла кусты гортензий шейками моллюсков, которые покупала в рыбном магазине. «За сенбернаром и то легче было бы ухаживать, чем за этим чертовым садом», — выражал недовольство Питер.
Питер рассказал Мелани о своем романе с Фрэнсис Диджитт, когда они ехали домой с пикника, посвященного Дню поминовения, который «Раттер энд Хиггенс» отмечали каждый год в Центральном парке. Там были софтбол, гамбургеры и хот-доги, арбузы, соревнования по бегу с яйцом в столовой ложке и воздушные шарики для детей. Это был хороший праздник, но Мелани там было невесело. Они с Питером сделали семь попыток искусственного оплодотворения — безрезультатно — и решили больше ничего не предпринимать. Им попросту ничего не помогало. Но люди по-прежнему спрашивали: «Есть новости?» — и Мелани приходилось отвечать: «Мы решили на некоторое время оставить все как есть». Тед и Вики вообще не пошли на пикник, потому что Вики только-только получила подтверждение своего диагноза от второго врача из Маунт-Синай и никого не хотела видеть. Так что Мелани отвечала на вопросы не только о своем бесплодии, но еще и о болезни Вики. Учитывая количество людей, которые преследовали Мелани и донимали ее своими разговорами, проще было бы провести пресс-конференцию.
По дороге домой Мелани сказала Питеру, что этот вечер измотал ее, что ей было не особо весело, возможно потому, что там не было Вики и Теда.
— Жизнь слишком коротка, — добавила Мелани. Она говорила это теперь всякий раз, когда думала о Вики.
Питер рассеянно кивнул; Мелани так часто произносила эту фразу, что она потеряла свою силу. Но Мелани настойчиво повторяла эти слова: жизнь слишком коротка для того, чтобы постоянно томиться, переживать, хотеть чего-то. Ждать, пока что-то произойдет.
На первом выезде с трассы I-95 было сильное движение, Питер выругался, и они замедлили ход.
«Сейчас самое время», — подумала Мелани.
— Мне кажется, нам нужно попробовать еще раз. Еще один раз.
Она с замиранием сердца ждала его реакции. Он вообще не хотел бороться с бесплодием. В этом было что-то искусственное, неестественное. Мелани делала это уже не раз и не два, все время обещая, что очередная попытка будет последней. А потом, несколько недель назад, она действительно, действительно дала обещание; они с Питером заключили договор из нескольких пунктов, скрепив его практически первым за год спонтанным занятием любовью. Потом Питер говорил о путешествии к Большому Барьерному рифу — только они вдвоем. Они остановятся на каком-нибудь курорте, куда не пускают с детьми.
