Ей приснились смеющийся Тэд и невинные новорожденные младенцы. Сон позволил Джессике побыть с братом в прекрасной стране, где все хорошо, где их не могли подстеречь никакие несчастья…
Найджел долго стоял в дверях салона и смотрел на нее, странно встревоженный ее спокойным, почти умиротворенным лицом. Джесси раньше всегда так спала, вспомнил он, лежала рядом с ним так тихо, что временами хотелось наклониться и проверить, дышит ли она. Глупость, конечно, ведь тогда он держал ее в объятиях и чувствовал кожей ее тепло.
Немедленно прекрати это! — сказал себе Найджел. Немедленно!
Сев в кресло, он откинул голову назад и закрыл глаза. И немедленно поплыли, сменяя друг друга, такие отвратительные, ужасные, кровавые сцены, что ему пришлось снова открыть их.
Кэтрин, Кэти… Малышка моя… Он заерзал в кресле. Мужчины не плачут. Но ему хотелось плакать, хотелось рыдать, выть, стонать, орать и требовать вернуть его дорогую, любимую сестру, никому в жизни не причинившую ни малейшего вреда. Хотя бы ради того, чтобы сказать, как он любит ее, как безгранично дорожит ее привязанностью, как считается с ее мнением.
Слезы жгли глаза, разъедая слизистую, как кислота. Найджел решительно поднялся, прошел по проходу, повернулся и зашагал обратно. Сегодня худший день в его жизни, и он еще не закончился. Найджел ощущал себя гонцом, разносящим по стране дурные вести. Сначала заехал ко второй сестре Джулии, тоже живущей с мужем в Лос-Анджелесе, потом прибыл в Сан-Франциско, пересказал печальные новости матери и младшим братьям, посадил их в самолет и отправил в больницу. А оттуда — в Нью-Йорк, несмотря на их нескрываемое осуждение. И вот теперь летел домой с пассажиркой, которая предпочитает спокойно почивать, чем разговаривать с ним.
А я, я сам хочу о чем-нибудь с ней говорить? — спросил себя Найджел. И тут же ответил: нет, не хочу. А хочет ли он разбудить ее?
Нет, решительно нет!
Он снова заходил по проходу взад-вперед, потом остановился около Джессики. Она до сих пор не пошевелилась. Лицо немного побледнело, вернее, посерело от усталости и тревог, но выглядело расслабленным. Пухлые губы чуть приоткрылись, напомнив ему розовый бутон.
Очевидно, она дышала ртом, потому что грудь не вздымалась и не опадала, как у дышащих носом.
Хватит, пора перестать строить из себя идиота! — одернул себя Найджел. Я же прекрасно знаю, как она спит. И все же не сдержался и кончиками пальцев прикоснулся к ее щеке.
Джессика вынырнула из спасительных глубин сна и обнаружила склонившегося над ней Найджела. Он был так близко, что она ощущала его дыхание. Их взгляды встретились — и прошедшие три года исчезли. Она снова смотрела в синие ледяные глаза, как тогда, после той близости, что сокрушила ее навсегда, и видела в них ненависть и презрение.
В ответ ее черные глаза затуманились слезами.
— Я тебя ненавижу, — страстно прошептала Джессика и замахнулась, чтобы изо всех сил ударить его кулаком.
— Ненавидишь? — Найджел с легкостью перехватил ее запястье и сжал в стальном капкане пальцев. — Да ты и понятия не имеешь, что такое ненависть, — возразил он. — Ненависть вот такая…
Рванув, он поднял ее с кресла и притянул к себе, впившись губами и зубами в ее рот и задушив крик ярости. Он целовал ее в гневе, он целовал ее в наказание, но сила его страсти потрясла Джессику. Она забилась, стараясь освободиться, но Найджел только сильнее прижал ее к себе, отпустил запястье и обнял одной рукой за талию, второй за шею.
Он упивался ее ртом, проклиная и ее, и себя.
Он целовал, и целовал, и целовал, пока Джессика не отказалась от борьбы и не задрожала.
Три года воздержания и причины его больше не имели никакого значения, ибо оба начали там, где остановились в прошлый раз, — в состоянии войны, когда использовали секс как оружие друг против друга.
Джессика скребла ногтями по его спине, впивалась пальцами в светлые волосы, их губы двигались, побуждаемые неутолимым голодом…
Вдруг поцелуй кончился так же неожиданно, как и начался.
Найджел отшвырнул ее от себя с такой яростью, что она, как тряпичная кукла, отлетела в кресло. Ошеломленная, потрясенная, лишенная способности думать и понимать, Джессика увидела, как он круто повернулся, прошел в конец салона к мини-бару, налил в бокал янтарной жидкости и тут же выпил одним глотком.
Ей хотелось кричать, осыпать его проклятиями за то, что он осмелился так хватать и целовать ее лишь ради того, чтобы показать, чья ненависть сильнее. Но губы стали такими непослушными и так дрожали, что едва ли ей удалось бы издать разборчивый звук. И Джессика опустила лицо в ладони, укрывшись рассыпавшимися волосами, и взмолилась, чтобы Найджел в запале ненависти не заметил, что она отвечала на поцелуй.
Тягостное молчание висело в воздухе до самого приземления. Пилот посадил самолет и открыл дверь, выпустив их в знойную калифорнийскую ночь.
Найджел оставил свой «мерседес» на ближайшей к зоне прилета парковке. Джессика сама открыла дверцу и села, не заботясь о судьбе своего багажа. Найджел швырнул сумку в багажник, с силой захлопнул его и занял водительское место. Единственное, что он сказал ей после поцелуя, — это то, что связался с больницей и перемен пока никаких.
Мимо замелькали знакомые пейзажи, и по мере приближения к городу Джессика начинала все больше и больше волноваться. И когда машина остановилась перед светлым, окруженным цветущим садом шестиэтажным зданием, так похожим на все больницы мира, она еле могла дышать.
Найджел затормозил и остановился. С трудом набрав полную грудь воздуха, Джессика заставила себя отстегнуть ремень и выйти. Она брела к входу на подкашивающихся ногах. Найджел догнал ее, но не сделал попытки поддержать или как-то прикоснуться.
Мне и не хочется, чтобы он дотрагивался до меня, сказала себе Джессика. Но в ту секунду, когда вошла в тихий больничный холл, сразу пожалела об этом. Найджел показал, где лифты.
Оказавшись в кабине, Джессика испытала странное, ни на что не похожее ощущение — словно вдруг стала чужой сама себе.
Наверное, Найджел что-то почувствовал, потому что тихо спросил:
— Ты в порядке?
Она кивнула, тяжело сглотнула, пытаясь протолкнуть вставший в горле плотный ком тревоги. Все тело напряглось в ожидании. Едва ли человек, никогда не бывавший в такой ситуации, смог бы понять ее ощущения. Кровь моментально отхлынула от лица и от кончиков пальцев.
— Не пугайся, увидев установленное вокруг Тэда оборудование, — счел нужным предупредить Найджел. — Это стандартная процедура в таких случаях: постоянно проверять все, что только можно проверить.
Он пытался подготовить ее. А она в ответ сумела только дернуть головой. Лифт остановился. Сердце Джессики начало колотиться с утроенной, удесятеренной силой, мешая дышать и думать.
Двери открылись с мягким шорохом, и перед ней оказался такой же холл, как и на первом этаже. Вся врожденная храбрость Джессики окончательно испарилась, и она поняла, что не может сделать даже единственного шага — заставить себя выйти из кабины. Лифт тихо звякнул, сообщая, что готов закрыться, и Найджел вскинул руку. Но не для того, чтобы дотронуться до нее, а чтобы удержать двери.
