– Это нехорошо… – отвернувшись, пробормотал он.
– Что именно? – хмуро спросила Маруся.
– Ты столького меня лишила! Я не видел, как ты носишь нашего сына, я не волновался, когда ты рожала, я не встречал тебя из больницы, я не знаю, каким был Егор в первые дни своей жизни, в первые месяцы… Я пропустил его первую улыбку, его первые шаги… За что ты меня так наказала? Господи, Маруся, я ведь был готов жениться на тебе!
Она вспыхнула и сжала рукой ворот халата.
– Зато я не была готова, – сказала она. – Лёнечка, я никогда тебя не любила!
Почему-то эти слова страшно уязвили Урманова.
– Ну и что? – холодно произнес Урманов. – В любой ситуации можно вести себя по-человечески!
– Я хотела тебе сказать. Не сразу, да… Но хотела! У меня был твой адрес, незадолго до родов я пришла к твоему дому – и увидела… – Она презрительно сморщила нос.
– Что ты увидела? – встревожился Урманов.
– Увидела тебя с этой, такой… – Маруся состроила жеманную гримасу – Урманов почему-то сразу угадал в этой гримасе Регину, и ему вдруг совершенно некстати стало смешно.
– Нашла к кому ревновать! – фыркнул он.
– Я не ревновала! – разозлилась Маруся. – Просто мне стало противно!
– Ладно, не будем ссориться… – Урманов предостерегающе поднял руку. – Где Егор?
– Он спит.
– Можно посмотреть на него?
Маруся заколебалась. По всему было видно, что она хотела отказать, но потом все-таки кивнула:
– Ну хорошо… Только тихо!
На цыпочках они вошли в Марусину комнату. Урманов склонился над детской кроваткой, принялся в полутьме разглядывать сына.
– Красавец! – не выдержал, шепотом произнес он с гордостью. Маруся зажгла ночник.
– Тс-с! – напомнила она.
– Я же тихо… – снова шепотом возразил Урманов. – Слушай, у него брови, как у меня!
– У него мои брови.
– Ну ты что, не видишь? – возмутился Урманов. – И волосы у него тоже мои!
– У моей мамы такие волосы! По крайней мере, были такими до того, как она стала краситься в черный цвет!
– А лапка какая маленькая… – Урманов не выдержал и осторожно прикоснулся к сжатым в кулак пальцам Егора.
– Лёня! – опять зашипела Маруся, но было поздно – Егор проснулся и принялся недовольно хныкать, не открывая глаз. – Ну вот, ты его разбудил!
Она выхватила ребенка из кроватки и принялась ходить по комнате, укачивая его. Егор окончательно проснулся – открыл глаза и уставился на Урманова.
– Дай мне его, а? Только подержать!
– Все его подержать хотят… – сердито пробормотала Маруся.
– Пожалуйста!
Она подошла к Урманову, тот протянул руки, но Егор протестующе завопил, уклоняясь.
– Какой ты вредный юноша! – несколько смущенно заметил Урманов, отступив назад. – Но он, наверное, когда-то сможет ко мне привыкнуть, да?
Маруся пожала плечами.
– Я отремонтировал дачу. Не хочешь туда с Егором поехать? – упавшим голосом произнес Урманов. – Все-таки сидеть летом в Москве… Я могу вас отвезти, привезти, купить что надо, и все такое прочее… Мне совсем не трудно!
Что-то дрогнуло в ее лице, исчезли недовольство и раздражение.
– Спасибо, – сказала она почти дружелюбно. – Вот уж не думала, что ты окажешься таким образцово-показательным!
– Я обычный человек и не делаю ничего особенного, – возразил Урманов. – И, если честно, я очень рад тому, что у меня есть сын.
– Правда?
– А зачем мне врать!
…В самом деле, Урманов как-то постепенно стал смиряться с тем, что у него есть сын, и потрясение, какое он испытал в самом начале, прошло. Он думал только о Егоре, решив во что бы то ни стало добиться его расположения. «Сын! У меня есть сын!» – с гордостью спохватывался он, просыпаясь утром.
Раз, а то и два раза в неделю он приезжал к Марусе. С дачей ничего не получилось – в августе пошли дожди, а потом Егор простудился.
Именно тогда Урманов понял, насколько Маруся находится во власти материнских страхов. Она из-за пустяковой простуды переживала так, словно Егорка заболел чем-то фатальным. Собственно, это касалось не только болезней – Маруся боялась всего того, что, по ее мнению, могло хоть как-то угрожать мальчику.
Как-то раз, когда Егор почти на целый день отказался от еды, она принялась плакать. В другой раз долго не могла прийти в себя из-за того, что она переходила улицу, и ей показалось, что проезжающая машина затормозила слишком близко от коляски, в которой сидел сын… И это была только вершина айсберга – на самом деле Маруся, наверное, скрывала большую часть своих переживаний.
Даже когда Урманов брал Егора на руки (тот уже не считал его за чужого), она всегда стояла рядом, наготове, готовая в любой момент подхватить сына:
– Не урони. Пожалуйста, осторожней… Не урони!
Иногда, в снах, прошлое возвращалось к нему – правда, все реже и реже. Неужели он действительно был, тот переход из небытия в бытие, заставивший осознать – «Я есть»?.. А потом – та темная, теплая, благодатная тишина, где он был центром мироздания?
Тогда он знал все – правда, это знание не выражалось словами, оно было просто ощущением. Казалось, плывя по вечности, он владел тайной, неким сокровенным знанием, доступным только ему…
А потом вечность выплюнула его – туда, где царил холод, где яркий свет слепил глаза!
И здесь, в этом новом, другом мире, он постепенно стал забывать то, что знал когда-то. Здесь были свои законы и правила, здесь он был беспомощным и неловким, и слезы бессильного отчаяния часто душили его.
Этот новый мир решительно не подчинялся ему!
– … срок службы мягких кровель при соблюдении всего технологического процесса в среднем составляет 5—15 лет. Мягкие кровли в течение всего срока службы требуют ухода, особенно это касается так называемых наличных кровель и кровель с малым уклоном. Мусор на всей поверхности кровли забивает во время выпадения осадков ливневые стоки, что приводит к накоплению влаги на поверхности и проникновению ее через микротрещины вовнутрь…
– Егорка, сюда нельзя! – строго воскликнула Маруся, обнаружив, что сын распахнул дверь в комнату Алевтины Климовны.
– Да, вот такие они бесцеремонные, эти современные мужчины… – с кислым видом пошутила соседка.
Алевтина Климовна вышивала очередной цветочный сноп и прилежно слушала телевизор. Не то чтобы она особо интересовалась ремонтом крыш, просто в данной передаче речь шла о вполне благопристойных вещах.
– Ты кого-то ждешь сегодня? – постно спросила Алевтина Климовна Марусю, пытавшуюся оторвать Егора от дверной ручки – тот вцепился в нее мертвой хваткой.
