Алена стояла и смотрела на них. Нет, это невозможно. Невозможно сказать Дане. И невозможно не сказать. Но не сейчас. Сказать это нужно без Дениса. Нет, пока вообще непонятно, как быть.
Денис, довольный, раскрасневшийся, вернулся к Алене.
– Ты не замерз? – крикнула Алена Дане. – Скатывайся и пошли прогуляемся, а то мне холодновато стоять.
– Так ты катайся, мам! Я ж говорю – иди ко мне!
– Хорошо, – кивнула Алена и посмотрела на Дениса. – Ты что-то хочешь спросить?
– Откуда ты знаешь? – удивился Денис. – А, ну да, ты же всегда знала все еще до того, как я начинал говорить…
– И тебя это раздражало, – улыбнулась Алена.
– Нет! Нет. Просто… Да, я хотел спросить… Ты больше не поешь в церкви?
– Нет. В школе преподаю, открыли вокальное отделение для детей. Раньше-то я вела сольфеджио. А теперь вот учу девочек петь. Но ты не об этом хотел спросить.
– Да… Я тут диск твой купил…
– Ты, наверно, хочешь спросить о том, как это я вдруг попала на эстраду? – Алена снова улыбнулась, видя замешательство Дениса.
– Я ж говорю – ты всегда знала, о чем я думаю.
– Просто это многих удивило. А ничего необычного. У меня был жених, мой преподаватель.
– Жени-их… – Денис отвернулся.
– Замуж я за него не пошла, – спокойно продолжила Алена, – но зато он помог мне записать песни. Собственно, сам и музыку к нескольким сочинил. Хороший добрый человек, очень талантливый.
Денис слегка прикоснулся к рукаву ее куртки:
– А… сколько ему лет? То есть…
Алена засмеялась:
– Много. Ты привык, что я кроме тебя никого не видела и знать не хотела. Жених – в том смысле, что он сделал мне предложение, когда я была беременная и поняла, что ты не хочешь на мне жениться и ребенок тебе не нужен.
Денис покачал головой:
– Ты правда изменилась. Как ты легко это выговариваешь!
– Просто я все это уже пережила, Денис. И твое предательство, и все твои самые последние слова. И… и… всё вообще. Даже смерть твою пережила. А оно вот, видишь, как вышло.
– Прости меня. Алена…
Она молчала, глядя на шустрого Даню, весело переговаривавшегося с каким-то мальчиком. Денис осторожно провел по ее рукаву. Алена чуть отступила в сторону.
– Не знаю пока, Денис.
– Пожалуйста, если сможешь, когда-нибудь прости.
Алена пожала плечами.
– Если бы это зависело от нашего желания, Денис. Прощает душа, а ей не прикажешь. Ты же знаешь.
– Да лучше бы я умер, правда! – с досадой проговорил Денис.
– Не говори так! Пока мы здесь, все можно исправить. Все или… или многое. Даня! – Алена махнула сыну. – Давай еще два раза скатывайся, и пойдем!
– Мам, я сейчас! – И мальчик полез на веревочную лестницу.
– Я хотел к тебе подойти после концерта, но… с тобой кто-то вышел… Провожал тебя до машины…
– Выходил, провожал, – спокойно кивнула Алена.
– Это был Федосеев?
– Нет.
– А скажи мне, у тебя с этим Федосеевым – что?
– Федосеев… – Алена улыбнулась и закрыла варежкой замерзший нос. – Даня! Все! Закругляйся! Федосеев, – она повернулась к напряженно смотревшему на нее Денису, – моложе меня на четыре с половиной года. Почти на пять.
– Ясно. И что? Алена… Я не зря к вам пришел, Алена?
Алена помолчала, наблюдая, как Данила отчаянно раскачивается на веревочной лестнице.
– Мам! Сейчас два раза раскачаюсь и пойдем, да!
– Да! А чуть потише нельзя качаться, а? – Она перевела взгляд на Дениса. – Ты пришел не зря. Ты же рад, что у тебя родился такой чудесный, красивый и умный сын, правда? Ведь у тебя нет других детей? По-прежнему?
– Нет, – с трудом ответил Денис. – И… и у меня тоже в детстве все карандаши лежали аккуратно… и книжки… Я, наверно, не рассказывал об этом. И ботинки я ровно ставлю… до сих пор… А… ты… ты рада, что я пришел?
Алена поддела ногой тонкий кусок льда и снова улыбнулась.
– Не знаю, Денис. Я рада, что ты жив. Искренне рада. Потому что я с тобой уже простилась.
– Вот, я пришел…
– Я рада, что ты жив, – повторила Алена.
Данила соскочил с лестницы и подбежал к ним.
– Мам, видела, как я прыгнул? Ты не смотрела!..
– Видела, сынок!
– А ты… – Мальчик взглянул на Дениса. – Ты видел?
– Я видел, – быстро ответил Денис. – Ты очень смелый! Я не был таким в детстве.
– А мой папа был очень смелый и спасал людей, он был летчик…
– Хорошо, сынок, потом расскажем Денису, он не знал твоего папу, ему не очень интересно. – Алена обняла сына.
Денис вопросительно посмотрел на Алену. Она лишь развела руками.
Денис присел на корточки перед сыном.
– Я еще приду, хорошо? Будем вместе кататься… и… Ты умеешь плавать?
– Нет, – нахмурился Даня.
– Я тебя научу. – Денис, спохватившись, посмотрел на Алену: – Можно?
Та лишь вздохнула:
– Не всё сразу. Я не знаю пока.
– Я приду, Даня, обязательно, если твоя мама разрешит…
– Какой чудесный сегодня день, редкий для декабря, солнце прямо весеннее… – Алена чуть поежилась. – Но холодно. Ты, наверно, замерз?
– Не знаю, я не чувствую холода… – Денис нервно засмеялся. – Хотя, да, кажется, замерз. Но могу еще прокатиться с Даней вон на той карусели. Пойдешь со мной? Даня…
Мальчик радостно побежал, на ходу оглядываясь на Алену:
– Мам, можно, да? Только ты не крути меня. Я сам!
Денис с Даней бросились наперегонки к карусели, забрались на нее и вместе стали ногами раскручивать большой качающийся диск. Данила хохотал:
– Давай еще сильнее! Крути быстрее, чтобы нас не догнали пираты!.. Там пираты! Догоняют! Крути-и!..
На соседней карусели катался какой-то мальчик, вместе с отцом. Они тоже смеялись, мальчик кричал:
– Папа! Крути! Мы их обгоним! Папа!.. Быстрее!
Алена услышала звук сообщения и достала из кармана телефон. В сообщении был букетик цветов и прикрепленное фото. «Шедевр этой ночи! Думал об одной нежной и коварной красотке, и получилось вот такое…» – написал Федосеев. На фото была небольшая белая скульптура девушки в легком платье. Девушка держала кувшин с отколотым дном. Изящный, как сама девушка, с текучей формой, плавно закругленным горлышком, но с рваными краями отломившегося дна.
«Очень тонко! – написала Алена. – Молодец!»
